Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь

А. Жолковский― И он объясняет, что дело не в том, что какая-то личность нам помешала вчера или мешает завтра, или помешает послезавтра, а в том, что вся система того, что мы условно называем «по понятиям», — она вся устроена так, что не работает. А искоренить эту систему неработающих «понятий» — это дело не одного десятилетия, к сожалению. Но хотя бы надо на этом…

Д. Быков― Фокусироваться.

А. Жолковский― Ну, я повторяю за ним. Сосредоточиться на этом, а не просто говорить «ах, ах!».

Д. Быков― «Ваше отношение к прозе Юрия Казакова?»

А. Жолковский― Мне нравились рассказы Юрия Казакова.

Д. Быков― Они интересовали вас как филолога?

А. Жолковский

― Как у филолога у меня не было на эту тему никаких находок. Вот ещё пример хорошего рассказчика, рано умершего.

Д. Быков― Да, 50 лет с небольшим. Ну, там от понятных, традиционных причин.

«Кто из писателей, знакомых вам (а вы знакомы со многими), произвёл на вас наиболее сильное человеческое впечатление?» Я так подозреваю, что «Саша Соколов» сейчас будет ответ. Нет?

А. Жолковский― Самое сильное человеческое впечатление?

Д. Быков― Ну, кто из них был наиболее состоятелен по-человечески, наиболее интересен? Переведём это так. Бродского вы, по-моему, не знали.

А. Жолковский― С Бродским я разговаривал один раз десять минут и несколько раз бывал на его выступлениях, когда я за границей жил и он жил там. Встречал я некоторое количество писателей и поэтов. Очень люблю возможность оказаться с современником и даже немножко знакомым — в сущности, объектом своего научного интересного. И у меня нет простого ответа, кто из них самый какой-то замечательный. Аксёнов был обаятельнейший человек. Лимонов очень интересный.

Д. Быков― Вы где-то написали, что при нём нельзя врать.

А. Жолковский

― При ком?

Д. Быков― При Лимонове.

А. Жолковский― Ну, не то чтобы при нём нельзя…

Д. Быков― Ну, провоцировать на честность.

А. Жолковский― Человек, у которого написана честность, скажу прямо… «Беру деньги за это. Вот я честный». Саша Соколов — загадочный, странный, сам себе не отдающий отчёта, кто он такой. У Лимонова есть замечательные стихи «Кропоткин»: «В самом себе не до себя».

Д. Быков― А! «По улице идёт Кропоткин»? Совершенно замечательные стихи! «Кропоткин — пиф! Кропоткин — паф!»

А. Жолковский― Да. «В самом себе не до себя». Так что очень разные люди. Интереснейший человек был Дмитрий Александрович Пригов, захватывающий человек.

Д. Быков

― Да, тут вопрос про Пригова: «Что вы находите в Пригове?» Говорят, что одна известная поэтесса (не будем называть имён) называет его «приговно». Это, по-моему, совершенно оскорбительно и несправедливо. Но всё-таки что вы о Пригове можете сказать?

А. Жолковский― Ну, Пригов — целое явление, целая миниэпоха в русской подсоветской и постсоветской культуре и изобретатель целого типа дискурса и типа… Ну, там произносятся слова «концептуализм», «соцартизм» и так далее. Но это человек нового, другого, особого сознания, которое внесено…

Д. Быков― Ну какого сознания? Алик, одни мифы вы развеиваете…

А. Жолковский― Да он и не скрывается. Все эти интонации того, как он берёт готовые клише, готовые реалии советской или постсоветской жизни и как он их перед нами метаповорачивает — и мы смотрим вдруг трёхмерное изображение этого явление со стороны, и ещё имеем возможность и понять, и улыбнуться. Но я понимаю, Дима, вашу реакцию. Он поэт, вы поэт. У вас свои…

Д. Быков― У меня с ним были прекрасные отношения.

А. Жолковский― Он пишет так, а вы хотите писать эдак.

Д. Быков― Я его как раз очень любил. И мне кажется, что это… Как бы вам сказать…

А. Жолковский

― «И даже эта птица козодой…»

Д. Быков― Да. «Что доит коз на утренней заре». Ну, запоминается же почему-то.

А. Жолковский― Это запоминается. И это новый способ писать стихи.

Д. Быков― Ну, Алик, новый способ — необязательно значит хороший.

А. Жолковский― Новый способ повернуть вещи и сделать их объектом поэзии. Что там у вас?

Д. Быков― Очень интересный вопрос от Ярослава: «Вы говорите о конструкциях, — это Щеглов говорит, — где волны расходятся от главного героя. А можно ли считать административным романом «Приглашение на казнь» Набокова?» Там нет слухов о главном герое, которые бы досягали. Правда, там есть, что он непрозрачный, но по признаку неподвижности…

А. Жолковский― Неподвижность героя там есть, а вот этого… Важным условием этого административного романа является администрация. Надо, чтобы была администрация или желательно две, к которым идут сигналы оттуда — от неподвижного персонажа. Сколько-то этого есть, но это не главное построение романа. Вообще весь роман написан из него — из Цинцинната. А надо, чтобы роман был написан эпически…

Д. Быков― Из какого-то источника.