Транзит Сайгон - Алматы

Так, через несколько дней я снова оказался в Сайгоне, на смотровой площадке той самой электростанции, что в районе Тан Тхуан, внимательно рассматривая передвижение каодаистских отрядов по мосту Y в оптический прицел. Наша разведка выяснила имя человека, ответственного за взрывы велосипедных бомб. Генерал Чинь Минь Тхе, возглавлявший вооружённое крыло каодаистской секты, оказался ставленником Лэнгли. Это он, под координацией Стива Банча отдавал приказы о терактах против мирного населения Сайгона. Его целью было обвинить во взрывах коммунистическое движение, с тем чтобы самому возглавить антикоммунистический фронт, обойти профранцузские круги и возглавить Южный Вьетнам, лояльный в первую очередь США. Планы провалились, в немалой степени благодаря ликвидации Стива Банча. Это произошло как раз на этом самом мосту, и это было моё первое задание, связанное с ликвидацией врага. Сейчас я думаю, что, скорее всего, я бы не справился с этим трудным заданием, если бы не история кхмера. Сегодня генерал Тхе возглавил карательную операцию по зачистке красного района Тан Тхуан, того самого, где у нашего батальона было немало надёжных пристанищ и складов, размещённых в домах мирных семей. 

Мне снова вспомнился пронзительный взгляд кхмерского проводника, обречённого всю жизнь жить без сна, беспрестанно всматриваясь в самое сердце тьмы. Когда на мосту остановился джип и в перекрестье оптического прицела появился затылок человека в генеральской пилотке, я ни секунды не сомневался. Я нажал на курок. Круг замкнулся…

— Когда-нибудь ты поймёшь, Туан, что то, чем мы заняты здесь, может оказаться ещё важнее для нашей победы, чем Дьенбьенфу, — сказал мне Чан Ван Ча, когда я вернулся на базу. Он закурил папиросу и пытливо посмотрел мне в глаза. — Когда-нибудь, когда мы возьмём Сайгон! Сайгон обязательно будет нашим, вот увидишь, и возьмём его мы с тобой.

Легендарная победа в Дьенбьенфу окончательно подорвала моральное здоровье Четвёртой республики. После военного поражения и капитуляции во Вьетнаме, очередной премьер-министр Пьер Мендес-Франс подписал Женевские соглашения с ДРВ, в которых, наконец, был признан национальный суверенитет последней. Правда, в Южном Вьетнаме временно сохранилось марионеточное государство Бао Дая, входившее в Индокитайскую Федерацию Французского союза.

Сама же Четвёртая республика начала трещать по швам. Упреждая события, она по своей инициативе начала готовиться к передаче контроля над суверенитетом местным элитам Туниса и Марокко, повсюду отыскивая «почётные политические решения», во имя спасения лица и чести Франции. Казалось, мы нанесли Республике смертельный удар, от которого ей уже было не оправиться. Справа взбунтовались лавочники и мелкие предприниматели, оформившие своё недовольство в пужадистское движение. Слева начал выходить многотиражный журнал «Экспресс», сразу же добившийся внушительных масштабов влияния. На его страницах такие почтенные интеллектуалы, как Сартр, Камю и Мориак каждую неделю подвергали самой едкой критике своё правительство, не оставляя камня на камне от его экономических, законотворческих и внешнеполитических инициатив. Давал журнал высказаться и своим оппонентам вроде молодого пужадиста Жан-Мари Ле Пена, вернувшегося после позорной капитуляции из Индокитая в чине младшего лейтенанта и заявившего на тех же страницах, что «Францией правят педерасты — Сартр, Камю и Мориак».

Но больше всех в борьбе против собственной республики преуспел знакомый нам генерал Салан, по прозвищу «Мандарин», занимавший тогда пост главнокомандующего вооружёнными силами в Алжире. Сговорившись с другими тремя генералами, разделявшими ультраправые взгляды, он захватил Корсику, высадив там своих верных десантников, после чего недвусмысленно проинформировал парижское правительство: «Как только над всей Францией будет безоблачное небо, я готов подвергнуть столицу атаке с воздуха, если контроль над национальным суверенитетом не будет немедленно передан генералу де Голлю». Напуганное решительностью правых генералов правительство, считая де Голля меньшим злом, взмолилось о его согласии. Де Голль, дожидавшийся этого момента целых двенадцать лет, нисколько, однако, не сомневаясь в том, что он наступит, дал себя поуговаривать и, в конце концов, важно кивнул головой. Но у него были заготовлены свои условия.

— Предавшая меня Четвёртая республика будет упразднена и предана забвению. Я хочу, чтобы была учреждена Пятая республика, основанная на сильной президентской власти, если нужно — как в данный момент — исключительной. Президент, в свою очередь, будет опираться только на свой народ, который может прямо изъявлять свою волю через референдумы и плебисциты. Предлагаю вынести этот вопрос на всенародное голосование.