Трапезундская империя и Западноевропейские государства в XIII–XV вв.

Энкомиасты Трапезунда в один голос подчеркивали основное преимущество этого эмпория: соединение в нем морской и сухопутной торговли[102]. Уже по традиции Дж. Мандевиль писал, что через трапезундскую гавань вели торговлю те, кто направлялся в Татарию, Персию, Халдию, Индию, Армению[103]. Для земель Грузии Трапезунд являлся крупным портом уже в VIII в.[104] А через грузинские земли шел торговый путь к берегам Каспия, выходящий чаще всего к Железным Воротам — Дербенту. Однако основной морской путь соединял Трапезунд с Константинополем. И хотя он не был лишен риска, все же он был легче, безопаснее, требовал меньших издержек, чем дорога по суше, особенно если купцы везли дорогостоящие или тяжелые товары. Время подобного плавания колебалось в зависимости от конкретных условий в среднем от 8 до 19 дней[105], но были случаи задержки в пути почти до месяца и 5-дневные путешествия при попутном ветре[106]. Каботажный характер навигации и необходимость приставать к тем или иным портам удлиняли путь. В IX в. агиограф считал тяжелым даже плавание из Амастриды в Трапезунд[107], но с XIII в. и навигация до Константинополя была уже делом привычным, сложились устойчивые маршруты караванов венецианских и генуэзских

галей от Константинополя до Трапезунда, иногда с заходом в Каффу, Тану, Синоп или Симиссо. Небольшие же генуэзские суда из самой Каффы прежде, чем идти в Трапезунд, часто заходили в Тану, Копу, Воспоро или Чиприко, нагружая в портах Азовского моря и на Кавказском побережье Черного моря товары для продажи в Трапезунде[108]. Правда, статутами Перы конца XIII в. генуэзским судам, не имевшим специального оснащения, запрещалось заходить в Черное море в наиболее опасный период — с декабря до середины марта[109]. Но уже с середины XIV в. с введением в навигацию новых типов судов это ограничение перестало действовать. Продолжительность навигации галей от Венеции до Трапезунда составляла около 3 месяцев[110]. Сообщение с Крымом всегда было особенно важным для Трапезунда[111]. В первой половине XIII в. преобладали связи с Херсоном, в конце XIII–XV вв. — с Каффой и другими итальянскими колониями. При благоприятном ветре путь от южного берега Крыма до Трапезунда продолжался от 2 до 10 дней[112], но обычно плавание длилось дольше[113]

. В середине XIV в. генуэзскими актами зафиксированы прямые связи Трапезунда и Керасунта с устьем Дуная, в частности с генуэзской факторией в Килии[114], с XIV–XV вв. также и Белгородом (Монкастро, Аккерманом)[115]. Контакты Трапезундской империи с русскими землями осуществлялись в основном через Монкастро и Тану, но были и окружные пути — по Волге и Дону (через Сарай и Тану), а также через Астрахань и Дербент. Они имели в основном резервное значение, а последний из них стал шире использоваться лишь с XVI в.[116].

Перекрещивание важных морских и сухопутных дорог поднимало значение Трапезунда, высоко оцениваемое современниками. В трапезундской и отчасти византийской исторической литературе и деловых источниках Трапезунд постоянно называют πόλις ευδαίμων, счастливый, богатый и прекрасный город, мегалополь[117]. Однако сам по себе литературный штамп не имеет силы доказательства, если не подтверждается другими материалами. Уже в XIII в. у западного историка сложилось представление о том, что государь, правящий Трапезундом, отличался богатствами

[118]. В XIV в. Абульфида, следуя своему предшественнику Ибн Саиду, писал о Трапезунде как о знаменитом порте Черного моря[119], ал-Умари подчеркивал известность и значительность империи, уважение к ней со стороны окружающих правителей и папы[120]. В начале XIV в. Одорико Порденоне, а затем — Мандевиль назвали Трапезунд портом Понта, добрым городом, общим рынком для персов, мидян и других народов[121]. Клавихо, посетивший Трапезунд в начале XV в., отметил его прекрасную укрепленность, обилие садов в предместьях и красивый торговый квартал, расположенный на берегу моря[122]. О тех же достоинствах, с добавлением, что земля приносит Трапезунду большие доходы, писал через три десятилетия Перо Тафур[123]. А в середине XV в. Барбаро свидетельствовал о величине и благополучии города, множестве сел и небольших замков в округе[124]

. В это же время генуэзские документы называли города Трапезундской империи nec paucas, nес contemnendas urbes[125]. Иеромонах Григорий, автор «Жития» св. Иоанна Нового, мученика родом из Трапезунда, именует столицу империи «славным и великим градом», повсюду известным своим изобилием, проистекающим от богатой морской торговли[126].

По традиции, начиная с В. Гейда, исследователи уделяли почти все внимание посреднической торговле[127], а местное ремесло практически не изучалось. К сожалению, мы не располагаем данными об организации производства в Трапезунде и других городах Понта, а источники для рассмотрения самих предметов ремесла и ремесленных профессий крайне скудны[128].