Трасса смерти

Автобусы, походившие на красных слонов, выстроились в шесть рядов, заблокировав Гайд-Парк-Корнер. Уже 8.15 утра. Если бы я захотел, то вполне мог отправиться пешком. Я глянул в окно на стоящие впереди пять рядов машин. Выхлопные газы клубились в воздухе. Я вспомнил ошарашенное, испуганное лицо Фила, отступающего от меня под колеса надвигающегося автомобиля. Кроссовки слетают с его ног и опускаются на дорожку пустые и одинокие, словно ожидая хозяина.

Я пытался объяснить полицейским в Монако, что его что-то напугало и заставило шагнуть назад. И они заинтересовались этим, но я ничего не мог добавить к сказанному.

Аварию на месте видело несколько сот человек и еще несколько миллионов по телевидению, и никто не заметил ничего такого, что бы могло его испугать. И даже если бы он был чем-то напуган, мне было неизвестно, что же это такое. Трагедию отнесли к разряду «несчастных случаев», да так и оставили в этом виде. Вполне возможно, у Фила были недруги. Невозможно вести бизнес в двадцать пять миллионов долларов в таком высококонкурентном предприятии, как «Формула-1», и не наступить кому-нибудь на мозоль. Но я не мог припомнить ни единой души из тех, кто знал его, но не любил. Так же и Сьюзен.

Я попросил водителя высадить меня в глубине Беркли-сквер — великолепной миниатюры великолепного парка. Эти огромные деревья здесь были посажены еще в 1790 году, когда самой западной границей Америки был Коннектикут. Они вымахали на большую высоту, образовав зеленый полог из листьев над овальным островком, окруженным движущимися автомашинами. Деревья были столь высокими и старыми, что когда бродишь между ними и думаешь о том времени, когда их сажали, то исчезает повседневная суета и рокот транспорта. Лужайка ласкала глаз зеленью, а лучи проникали сверху золотистыми столбиками, и все равно на этом островке спокойствия меня не покидало искаженное ужасом лицо Фила. Что же мне делать с его командой? Для начала — заручиться поддержкой его главного спонсора.

Лондонский офис «Эмрон» представлял собой пятиэтажное здание на восточной стороне Беркли-сквер, украшенное красным деревом и орехом, спиральными мраморными лестницами и хрустальными канделябрами, которые воплощали фантазию американского миллиардера, ставшего хозяином городского дома прежнего лондонского джентльмена.

— Форрест Эверс к мистеру Бэкингему, — представился я администратору. Она посмотрела на меня, как будто ожидала, что я доставил посылку. Возможно, мне следовало надеть костюм. Когда-нибудь я его все же куплю. Такой темно-синий в полоску.

Не соблаговолю ли я присесть? В данный момент мистер Бэкингем «ангажирован».

Я перелистал журналы по финансам. «Не рассчитывайте, что „Дженерал моторе“ оправится от потрясения». «Подскачет ли вновь цена на золото?» И тут какая-то женщина в черно-белом клетчатом костюме с очень широкой юбкой повела меня вверх по мраморным ступенькам через «библиотеку», уставленную до потолка книгами в кожаных переплетах, и через небольшую дверь в панельной стене, в кабинет Бэкингема.

Впечатление было такое, будто меня ввели в комнату для прислуги. Если бы из окна не виднелась Беркли-сквер, можно было подумать, что я оказался в кабинете менеджера средней руки. Обычные, выкрашенные в зеленый цвет стены, на них вывешены календари и графики, заурядный серый ковер на полу, просторный деревянный стол с тремя мониторами компьютеров, три кресла и. диван. Прижав телефон к уху, не сводя взора с монитора, Бэкингем знаком показал мне на кресло.

Женщина с овальным лицом и очень длинными ногами поинтересовалась, не желаю ли я сливок к кофе.

Я ответил, что черный кофе меня бы вполне устроил.

Подавая фарфоровую чашку на блюдце, она низко наклонилась ко мне, повернувшись спиной к Бэкингему, и фыркнула. Выпрямившись, она так посмотрела на меня, будто я был ящиком для деловых бумаг.

— Это действует на сексуально одаренных людей, — отреагировал я. Может, правда, а может быть и нет. Я никогда не пользовался этим средством и не был большой шишкой. Но меня никогда и не обнюхивали, как собаку.

Бэкингем положил трубку.

— Спасибо, что пришли, Эверс. У меня есть кое-какие опасения, которыми я хотел бы поделиться с вами.

— Времена настали нелегкие, — вставил я. Бэкингему было двадцать шесть, но выглядел он на все сорок пять. Акцент выдавал в нем британскую закрытую школу со степенью выпускника американского колледжа по бизнесу. Часы, проведенные в кресле за столом допоздна, сделали его лицо одутловатым и добавили мешки под глазами. И еще лицо было в прыщах. Несчастный парень.