Трав медвяных цветенье (СИ)

Не так много людей было в харчме – это Гназд, ещё входя, отметил. Случайные сразу в стороны отлетели, к стенам прибились. Из каких углов понаползли бойкие молодчики, Стах после только диву давался. Но – вот они, деваться некуда. Против Гназда пятеро. Люди, не люди – серой вёрткой стаей подступают. Недобро, по-волчьи, глаза поблёскивают, а лиц не видать: тёмными платками тщательно лица повязаны. Отчего-то им не по сердцу миру личико казать – точно невестам подмененным. Прут на Гназда неотвратимо – но осторожно. Каждый миг схорониться-отпрыгнуть готовы.

Не успели отпрыгнуть – угодила в самое скопление своры сосновая лавка. Кому по лбу, кому по спине, кто увернулся.

Смёл Гназд кодло подкрадывающееся – к выходу отступил. А дальше – некогда стало удары считать. Слева-справа кинулись волки – и крушил их молодецкий кулак, долго не метя, налево-направо – под дых ли, промеж глаз – куда придётся. И почти к дверям уж пробился Стах – как откуда-то сзади да сверху метнулась на него сеть рыбачья с грузилами по краям, обернула единым махом, руки спутала – и враз повисли на плечах хрипящие от злости вороги. Рванул Стах сеть, тряхнул с плеч ненашей безликих – но сразу сбили его с ног, затоптали, башкой о пол ударили, горло сдавили, так что в глазах померкло. Обмяк Гназд. Издаля, из тумана услышал голоса: истошный женский, потом беспокойный мужской… и проплыло в сознании, что уж слышал их где-то… Где и когда?

– Легче! Вы! Медведи! Убьёте же! – вскрикнула женщина, и мужчина подтвердил:

– Вы побережней! Череп расколете – на что нам калека? – и пророкотал примирительно, – ничего! Это он здесь такой! В порубе покиснет – отгладится!

«В порубе… в порубе… в порубе… в порубе…» – запульсировало в звенящей голове. Сознание слабо прояснялось – но независимо от него, привычкой отработанной, напрягались все мышцы и жилы, пытаясь сбросить противников. И, всё не сдаваясь, корчился да вывёртывался придавленный Стах на полу.

– Вяжите… вяжите… – по-хозяйски советовал всё тот же давно слышанный мужской голос, – щас скрутим – уймётся.

– Легко в стороне болтать, – с тяжким хрипом пробурчали ему в ответ, – не даётся!

– Давай… как есть… вожжами обкручивай! – прикрикнул хозяйский голос, – что бревно, вынесем… вон телега… в сено зароем, – и скомандовал напористо, – ну! быстрей, ребята! И так завозились.

Всё ещё выкручивающегося Гназда облепили пыхтящие от напряжения недруги. «Погубить опасаются… – мелькало в блёклом сознании, – в колодки, значит…»

Стах рванулся с неожиданной силой. «Эк!»

Насевшие враги крякнули. В какой-то миг все три головы ненароком оказались вместе.

И тут же – тяжкий снаряд просвистел через всю харчму, точно приземлившись на три взъерошенные, мокрые от пота кочки голов.

Это ещё одна сосновая лавка выступила на сцену, сметая на своём пути не к месту торчащие кочки.

Дружно грохнулись три головы, как пустые горшки о пол. Стаху – вскользь: чутьём в сторону дёрнулся молодец.

И тут же прыгнул кто-то, дробный и быстрый. И тут же выстрел грянул под низкой крышей продымлённой харчмы. И тут же рядом рявкнул мужик – и тоненько, с подвыванием – застонал. А Стаху – совсем рядом, аж, под правую руку – нежданно отлетел нож.

Встряхнувшись, глазам Гназд не поверил: на вершок от него лежал хороший большой нож и поблескивал голубой наточенной гранью…

Сколько удалось собрать сил – потянулся Стах спутанной рукой к тому ножу. С мукой выворачивая – кое-как выпростал из крепкой сети два пальца. Самыми кончиками еле-еле дотянулся до острия. Осторожно захватил его – и подтащил к себе. А там – перехватывая лезвие ещё… ещё – аккуратно подвёл к тонкой верёвке сетки…

Освободив руку, сразу заработал молодец ножом. Как можно быстрее и незаметнее. Но никто не препятствовал ему. Отвлеклась боевая братия. Четверо из строя выбыли, двое других под дулами двух пистолетов дыхнуть не смели, и покорные руки подрагивали на уровне белых от страха глаз.

Два пистолета в обеих руках направлял на них невысокий жилистый молодец. Глаза его из-под нахлобученной шапки, над повязанным лицом – торжествующе сверкали. Голос меж тем рокотал сдержанно и насмешливо:

– Что? Не узнал, Дормедонт Пафнутьич?

Вот от этого имени у Стаха по мышцам холодная волна прошла. Господи! Да разве могло прийти в голову?! Вон, что за призрак из прошлого! Не то, чтобы Стах его напрочь из памяти вымел – но если и вспоминал когда – только так:

«Ну, почему умерла добрая любящая Токла – а дочка его всё живёт и живёт?!»

А самого давно похоронил мысленно. Думал – никогда и не столкнётся. Ан – объявился Дормедонт Пафнутьич. И – похоже – в большую силу вошёл, коль на Гназдов замахнуться дерзнул. А это кодло его – поди, наймиты? Э, нет… не все… вон тот, что рядом – похоже, сын. Смутно помнил Стах это лицо – тогда ещё мальчишеское. Что ж? Возмужал. А сам Дормедонт раздался да поседел ещё. Только всё – не старик. Объявился, значит.

Что ж нужно Лавану спустя десять лет? С какой стати так понадобился ему Гназд в порубе – что на лихое дело рискнул?