Трава-мурава

— Дак ведь что, Василий Павлович, — сказал Сатин, — клуб нужен нам, чтобы можно было где народ собрать, лекцию почитать… А то вон в школе-то зальчик маленький, много ли влезет народу? — вот и шпанятся по селу. И кино показать негде… Конечно, — добавил он тоном виноватым (вовремя прикинуться перед начальством виноватым — это был первый освоенный Сатиным дипломатический прием), — упущения есть, как без упущений, — и взглянул на понурого, помятого Аверяскина. — Но я думаю, больше этого не повторится, партийная организация приложит все силы.

Помолчали.

— Так, хорошо, — сказал Василий Павлович. — А что нам председатель колхоза скажет?

— По какому вопросу? — спросил Лепендин.

— По вопросу ваших пасхальных происшествий, — строго сказал предрик.

— Я ездил в МТС и поэтому знаю обо всем этом понаслышке.

— А вот о том, как наш председатель сельсовета изображал попа на сцене, что-нибудь сказать можешь?

— Говорят, — сказал Лепендин, с улыбкой посмотрев на Аверяскина, — говорят, Иван Филиппович просто спас постановку антирелигиозного спектакля и сыграл роль блестяще.

— Ну, это мы знаем, — поморщился предрик. — Можешь не рассказывать.

— А в остальном я согласен с Иваном Ивановичем, — и кивнул на Сатина. — Нужен клуб, нужны кинофильмы, интересные лекции. Нужен медпункт, — сказал вдруг Лепендин, увидев, как по другой стороне площади идет со своей сумкой Аня. — Короче говоря, если мы выбьем почву из-под ног религиозных старушек, не будет никаких эксцессов…

— Ладно, — перебил предрик, — мы знаем, что нужно, да где я вам возьму? — И другим тоном — мягким, спокойным: — Ты вот что скажи, Владимир Сергеевич, как думаешь посевную проводить? Все ли у тебя готово? — И сразу ясно стало, что вот это и есть главное дело, по которому приехал в Урань предрик, а все остальное — второстепенное, не имеющее сколько-нибудь решающего значения для забот серьезных и занятых людей, к которым с полным правом причислял себя Василий Павлович Андреев, председатель Сенгеляйского райисполкома. Что же касается первой послевоенной посевной, то на мартовском республиканском совещании в Саранске были поставлены серьезные задачи, и сам председатель совнаркома Тингаев сказал: «А от таких наших крупных и крепких районов, как Сенгеляйский, мы вправе ждать…» Вот эти-то ожидания и надо оправдать им, руководителям «крупного и крепкого» района, и в первую очередь ему, Василию Павловичу.

— Ну, что молчишь? — спросил он, потому что Лепендин не спешил с ответом.

— Да ведь что говорить, — сказал Лепендин, — одни трактор обещают вроде как твердо, а второй будет или нет — не знают.

— Будет, это ты не волнуйся, — заверил предрик.

— Прошлым летом так же вот заверяли, да пришлось вручную пары копать…

— Ну! — удивился предрик. — Что-то не помню. — И поглядел на Щетихина. Тот как смотрел в окно, так и не повернул головы.

— Так, так! — встрепенулся Аверяскин, точно только и выжидал эту минуту замешательства, чтобы внести ясность. — В протокол даже записано! Да вот! — Иван Филиппович в угодливом порыве в одно мгновение распахнул амбарную книгу протоколов, перекинул несколько страниц и воскликнул: — Вот! «Протокол номер сорок шесть от 25 июня 1945 года…» Так вот: «Первое. О ходе вспашки паров…». — И поскольку ему показалось, что Василий Павлович с интересом слушает, стал читать дальше: — «Слушали о ходе вспашки… доклад председателя тов. Лепендина, который в своем докладе отметил, что по вспашке паров норму выполняют все бригады, что же касается трактора, то по вспашке паров работает плохо…». — И, опять победно поглядев на всех: вот как у него все дела ведутся! — продолжал быстро и четко, по-военному: — «Решили: предложить председателю колхоза тов. Лепендину организовать ручную копку по поднятию паров, дабы закончить паровую вспашку к 5 июля 1945 года…», — и Аверяскин торжественно замолчал.

— Кто же это додумался до такого предложения? — тихо спросил Василий Павлович. Он медленно поднял глаза на покрасневшего вдруг Щетихина и все, конечно, понял. Но Аверяскин в своем простодушном рвении добил бедного уполномоченного:

— А вот товарища Щетихина и было предложение, — сказал он. Может быть, Аверяскин ловко отомстил Щетихину за чтение того анонимного доноса о нем, который тот недавно читал? — этого, пожалуй, не знал и сам Иван Филиппович, однако теперь, когда уже не он один был тут «опозорен», а уже двое, сам Иван Филиппович почувствовал какое-то удивительное душевное облегчение и глядел на красного, виноватого и как будто уличенного в глупости (так сейчас казалось) Щетихина с нежной любовью.

3

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказал предрик. — У меня такое правило. — И опять к Лепендину: — Так какие меры думаешь принимать, Владимир Сергеевич? — И добавил внушительно, подняв толстый белый палец: — Учти, председатель, первая посевная народа-победителя, и надо ее провести как положено.

— Все сделаем, что от нас зависит, — сказал Лепендин. — Да только не все от нас-то зависит.

— Что касается техники, я поговорю, но у них тоже трудное положение, нет запчастей.