В феврале 1997 год «Надежда» опубликовала мой рассказ «Милашин праздник». Это был большой успех, ведь эта газета распространялась по всей России. Газета «Надежда» вселила в меня надежду на все – и на поправку здоровья, и на плодотворную работу, и на широкую известность.
Еще раз газета «Надежда» оправдала свое название через много лет, в 2008 году. Я, растяпа, потеряла экземпляр газеты с «Милашиным праздником», а надо было собирать список публикаций для вступления в Союз Писателей России. Что делать? Попросила знакомую москвичку позвонить в редакцию «Надежды», особо не рассчитывая, что там станут искать в архиве стародавнюю публикацию Тамары Черемновой. В общем, обратилась в «Надежду» с надеждой. И надежда оправдалась! В редакции не только нашли в архиве номер и страницу моей публикации, но и выслали мне саму газету, изъяв ее из архива.
Перевожусь в Новокузнецк
В конце девяностых в Инском доме инвалидов жилось очень даже неплохо. И с уходом худо-бедно наладилось, и работа шла хорошо, и подруга Лена Медведева рядом, но… Но по вечерам на меня снова наваливалась тоска. И душу грызла душу мысль о том, что не здесь мое будущее, не здесь… Не в Инском доме и не в Белово. Ощущение, что я не в том месте, где мне надлежит быть, точило сердце… И подтачивало здоровье, которым я и без того обижена.
Да еще начались проблемы с Ольгой. Она оказалась гипертоником, об этом умолчали, когда ее забирали из Бачатского ПНИ, а в Инском доме все открылось. Уход за мной, тяжелой колясочницей, не лучшая трудовая деятельность для гипертоника. Частое повышение артериального давления привело Ольгу к микроинсульту, слава Богу, все обошлось. Я испугалась, поняла, что рано или поздно ее постараются сбагрить назад в Бачатский ПНИ. Ведь в Инской дом набирали физически здоровых людей, там надо было серьезно работать. А Ольга по состоянию здоровья не тянула на то, чтобы вставать в шесть утра и идти мыть лестницу, а потом еще и мне помогать. Я смотрела на нее и задавала себе вопрос: смогу ли я позволить спихнуть человека туда, где ему было плохо? Ведь Ольга с такой радостью вырвалась оттуда и совершенно не хотела возвращаться обратно.
И я сделала свой выбор – помогла Ольге остаться в Инском. И не жалею об этом, несмотря на часто возникающие проблемы с уходом за мной. Если бы я согласилась отправить ее назад, вопреки желанию и мотивируя слабым физическим состоянием, это было бы предательством. Я бы сама себе этого не простила бы. Уж я-то знаю, каково испытать предательство близкого человека, а я у Ольги была самой близкой. Ольгина мама умерла, когда той было два года, а отец, выйдя из тюрьмы где-то в семидесятых, периодически брал дочку в гости, но в начале восьмидесятых он умер. Я никогда не расспрашивала Ольгу, за что он был осужден, если бы она хотела, рассказала бы сама. У неё были двоюродные сестры: одна в Магадане, другая – в Кемерово. Но они никогда не виделись с Ольгой, только присылали ей открытки и иногда деньги на праздник.
Да и вообще, как можно выкинуть живое существо туда, где ему будет заведомо плохо… Я не могла выставить вон даже изрядно досаждавших мне Ольгиных кошаков. Ольга – страстная кошатница, любую кошку на улице накормит, все стены и шифоньер залепила картинками, где кошки фигурируют в разных видах и позах.
Когда её привезли в Инской, Ольга отметила, что в некоторых комнатах обитают кошки, и ей тоже захотелось обзавестись мохнатым другом. Валюха дала нам котенка, обещавшего вырасти в пышного дымчатого сибирского кота. Назвали мы его Мишкой в честь моего литературного героя «волшебника Мишуты». В нём было что-то медвежачье – плотного телосложения, временами неуклюжий.
Как-то раз сижу за машинкой, вытюкиваю очередной рассказ, и вдруг Мишка испускает дикий вопль. Орет как резаный. Поднимаю голову и вижу, что Ольга, зажав Мишку под мышкой, держит его над раковиной и трогательно моет ему попу под краном, причем с мылом. Пытаюсь ее осадить на языке глухонемых, мол, ты что делаешь, котов же не моют, они сами вылизываются! А Ольга отвечает мне знаками, что Мишка лижет свою попку, а этого делать нельзя, там инфекция, и Мишка может заболеть. С огромным трудом удалось убедить Ольгу, что у кошек своя гигиена, кошачья – оказалось, что она не знала этого к своему возрасту.
Мишка вырос в здоровенного котищу, и его пришлось отдать в хорошие руки. Слишком хлопотно стало держать в доме инвалидов – повадился бегать в подвал, оттуда возвращался с блохами и болячками. Только выведешь их, как он снова в подвал по зову кошачьей души.
Потом, стосковавшись по родственным мохнатым душам, Ольга выпросила у Валюшки еще одного котенка – так появился черно-белый Васька.