Трава, пробившая асфальт

Вскоре и меня призвали к ответу: директриса прислала трех стариков, чтобы те меня на руках подняли на второй этаж по лестнице на это собрание. Глянув на эту пожилую рабсилу, я поняла, что они меня не дотащат до места и, скорее всего, грохнут на лестнице. Причем им за это ничего не будет, все спишут на мои гиперкинезы, мол, затрепало ее, вот и не удержали. Тогда еще проживающих в доме-интернате было мало, все жили на первом этаже, поэтому директриса не разрешала запускать лифт.

– Пойдем, тебя директриса зовет на собрание, – сказал мне один из старичков.

– Никуда не пойду, – ответила я. – Если я кому-то нужна, пусть сами приходят.

Старички ушли. Вскоре явились члены КБК.

– Тамара, нас директриса послала к тебе, чтобы разобраться насчет жалобы, – сказал председатель.

– А почему она сама не пришла с вами? – резонно спросила я. – Ведь жалоба касается и ее лично. Мне хотелось бы, чтобы и она присутствовала. И я задам ей, вопрос, почему и кто спровоцировал ситуацию с продажей вещей? И почему целых десять дней длилось то безобразие? Почему люди паниковали и продавали своё последнее имущество за бесценок? Ведь за десять дней можно было разъяснить проживающим, что за постановление вышло.

Председатель выслушал меня и устало махнул рукой:

– А, пусть сами разбираются! – И члены КБК ушли.

Я считала, что повела себя логично – директриса обязана была присутствовать и дать объяснения той ситуации. Но, видимо, ей нечего было сказать в свое оправдание. На следующий день она направила ко мне старшую медсестру и главврача. Старшая медсестра села на табурет, врач же осталась стоять.

– Тома, ты что это жалобы пишешь на директора? – начала врач.

– Этой жалобы не было бы, если бы нам сразу разъяснили, что это за постановление, – принялась объяснять я.

Но в их планы, видимо, не входило выслушивать меня. Старшая медсестра, не поднимаясь с места и не поднимая головы, тыкала пальцем в мою жалобу и допытывалась:

– А вот тут, почему не так написано? А вот это слово, почему не там стоит?

Придиралась именно к написанию, хотя письмо было отредактированным и откорректированным. Врач, на свой манер, тоже принялась протестовать на повышенных тонах, постепенно переходя на крик. Я понимала, что они специально это делают, чтобы запугать меня. Тогда я тоже заорала. На меня всю жизнь так давили начальственным ором, что вполне имею право им же ответить. На самом деле, я многое могла бы сказать и объяснить, но проклятые гиперкинезы не дали мне этого сделать, я свалилась с коляски на пол. На минуту врач и сестра перестали орать. Сестра даже повернулась ко мне. И я попросила ее с пола:

– Пожалуйста, покажите: где и что здесь неправильно написано?

– Может, тебя поднять? – спокойно, как ни в чем не бывало, спросила сестра.

– Сама поднимусь, – отказалась я от помощи и, покорячившись, села на попу прямо на полу.

– Тома, напиши опровержение на это письмо, – предложила мне врач.

Я усмехнулась и помотала отрицательно головой:

– Опровержения писать не буду. Зачем же опровергать правду?

– Значит, не напишешь опровержения?

– Нет! – твердо сказала я.

Врач и старшая медсестра ушли. Примерно через три недели директриса врача уволила, она увольняла всех, кто не захотел или не сумел исполнить ее приказ. И вот однажды вечером сижу на улице и вижу, ко мне приближается эта самая врач. Присев рядом на скамейку, она начала слезно жаловаться, что директриса ее выгнала.

– А помните, как требовали от меня опровержения и орали? – задала я ей малоприятный вопрос.

– Я? Когда? Ой, мне тогда так стыдно было, что я ничего не помню, – скосив глаза к переносице, промямлила она виновато.

Неприятности – крупные и мелкие

Неприятности – это составляющая нашей жизни, без них, ну, никак не обходится никакая, даже самая благополучная жизнь. Но, видимо, я человек, который притягивает к себе неприятности.

Новые неприятности нахлынули в новом тысячелетии – в 2001–2002 годах. Намучившись с нашими врачами, досыта накушавшись их специфическим отношением ко мне и мне подобным, я осталась несолоно хлебавшей. И решила добиться обследования и лечения в других городах, в других областях. Интересно, а как там относятся к таким больным? И для сравнения со своей Кемеровской областью я выбрала ни больше, ни меньше, а саму Москву.