«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика

— От удара младенец стал задыхаться. Женщина, свидетельница происшествия, спасла его, сделав искусственное дыхание.

— Да, все верно.

— Когда приехала скорая помощь, женщина отдала младенца врачу, рассказала, как спасла ребенка, и ушла.

— Этот младенец — я, — негромко произнес Рами. — Женщину отец искал много лет, давал объявления в газетах, но так и не нашел.

— Та женщина была моя мама — Шошанна Унтербах. Именно после случая с вами она дала обет помогать детям, пострадавшим в дорожных авариях. Когда вы вошли, я сразу понял, нет, почувствовал, кто вы. Не могу объяснить почему, какой то промельк истины, надсознание. Понял, и все тут.

Порыв ветра подхватил парашют, серфингист оторвался от сапфировой поверхности моря и полетел. Он поднимался все выше и выше, у Рами перехватило дыхание, но тут ветер стих и серфингист спланировал на воду.

Телефон молчал, молчал и Рами, не зная, что сказать.

— Мне трудно говорить, — наконец, выдавил он, щурясь, словно от яркого света. — Я за рулем. Перезвоню вечером.

— Хорошо, буду ждать.

Рами включил показатель поворота, дождался окна в сплошном потоке машин, несущихся по шоссе, и придавил педаль газа. Тучи закрыли небо, и прямо перед ним простиралось серое пространство будней. Освещенное солнцем окно осталось позади.

Вера в разум

Записано со слов р. Симхи Кука, главного раввина города Реховот.

Бытует расхожее присловье: вера начинается там, где заканчивается разум. Прямой смысл его таков: вера — удел людей недалеких. Процессы, происходящие в жизни, им непонятны и страшны, а вера помогает избавиться от страхов, переложив ответственность за происходящее на Высшую силу. Если же человек обладает развитым интеллектом, он не нуждается в подпорках для испуганного сознания. Идя по жизни с раскрытыми глазами, он, человек с большой буквы «Ч», сам принимает решения и сам отвечает за свои поступки.

Эту историю из поколения в поколение передают в семье раввина Вознера, одного из главных мудрецов сегодняшнего Израиля. Нынешний раввин, седьмое поколение после Хатам Софера[7], а история — самая настоящая правда.

Произошла она лет двести назад, в небольшом венгерском городке, значительную часть населения которого составляли евреи. К раввину этого городка обратился шабес-гой[8] и попросил принять его в иудаизм.

— Я веду с вами дело уже много лет, — сказал он, — вижу, какие у вас семьи, как дети относятся к родителям, мужья к женам, и хочу, чтобы у меня была такая же семья.

Раввин не проявил большого восторга, во-первых, потому, что иудаизм не поощряет прозелитства, а во-вторых, потому, что в те времена каждый такой случай воспринимался нееврейским окружением, как злонамеренное умыкание святой христианской души в темные тенета христопродавцев. Последствия этого поступка могли оказаться самыми неожиданными, и поэтому раввин, что называется, водил шабес-гоя за усы около двух лет, под разными предлогами откладывая процедуру. В конце концов, убедившись в серьезности намерений, он пригласил городского моэля, совершил обряд обрезания шабес-гоя, окунул его в микву[9], и на свет появился новый еврей Авраам.

Через два дня выяснилось, что в рану попала инфекция, Авраам заболел, слег в постель, и местный врач считал его дни сочтенными. Слух быстро долетел до губернатора, тот вызвал раввина и, стуча кулаком по столу, обвинил его, будто под видом обрезания тот выкачал из бедного обманутого христианина литр крови для предстоящей Пасхи.

— Если бедняга умрет, — грозил губернатор, — я запорю до смерти каждого второго жида городской общины.

Раввин и моэль помчались к Хатам Соферу за советом. Услышав историю, тот сильно рассердился.

— Вы виноваты! — сказал он. — Обрезать тридцатилетнего мужчину совсем не то, что восьмидневного младенца. Выхода нет, чтобы спасти общину, вам придется пожертвовать собственными жизнями.

Раввин и моэль, понурясь, кивнули.

— Вы положите Авраама на тележку и скажете всем, будто везете его в соседний город, к врачу. Когда подъедете к реке, то не поднимайтесь на мост, а спуститесь вниз, направьте лошадей по тропинке вдоль реки и погоняйте изо всех сил. Лошади понесут, повозка опрокинется, вы свалитесь в воду и утонете. Поскольку вы погибнете вместе с больным, то вас не заподозрят в преднамеренном убийстве, и община будет спасена.

Раввин и моэль поехали домой. Что они передумали по дороге, как прощались с семьями — история умалчивает. Но немедленно по приезде они уложили больного на телегу и отправились к реке. Спустившись под мост, моэль поднял кнут, сказал «Шма Исраэль» и уже хотел хлестануть лошадей, как на тропинке появился пожилой еврей в истрепанной одежде.

— Вы что, с ума сошли! — закричал он, хватаясь за дышло. — Убьетесь!

Раввин рассказал ему о решении Хатам Софера.

— Это вы еще успеете, — ответил старик. — Сейчас я дам вам травку, разведите ее в воде и напоите больного. К утру он поправится. Если этого не случится, то река до завтра от вас не убежит.