Сунув руки под колени, я опускаю голову, потому что совсем не хочу видеть все, что за этим последует. Слышать, если честно, тоже не хочется, но затыкать себе уши будет явным перебором.
— Грязный шантаж? — Отец отходит от меня с мрачной усмешкой на губах. — И кого вы сейчас обманываете? Очевидно же, что она вам небезразлична…
— Именно. Она мне небезразлична, и поэтому я не позволю заточить ее в клетку, как животное. Буду бороться за ее права, и СМИ мне в этом помогут.
— Что за чушь вы несете?! Мы просто хотим забрать ее домой! Туда, где она будет окружена заботой и любовью! — обиженно восклицает мама, задетая столь прямолинейным сравнением. Воинственно подскакивает прицеливаясь к щеке высшего.
А ведь он так хотел с ними подружиться.
Но, увы, дружбы не вышло.
— Ничем они вам не помогут, сонор Хорос, — морщась, цедит папа. — Но если раскроете рот, Кара действительно окажется в клетке, и уже не мы будем о ней «заботиться».
— Верю, что смогу ее отстоять, — снова становясь спокойным, как трий, заявляет высший. — Деньги и связи мне в этом помогут. Но мы можем не усложнять друг другу жизнь и разойтись полюбовно. Еще раз говорю: я не оставлю Кару без присмотра.
— И как вы себе это представляете? У нее есть жених! — голос матери срывается на истерический крик.
— Жених, который в данный момент тоже находится в Грассоре, а значит, Кара будет под двойным присмотром.
Уж лучше в комнату с мягкими стенами, чем под присмотр Светлого.
— Если вернешься в Грассору, поставишь под удар свою жизнь и жизни других. — Отец смотрит на меня в упор, и я понимаю, что от моего ответа сейчас зависит многое. В частности, мои дальнейшие с ними отношения. Я очень люблю родителей и не хочу делать им больно, но…Но в клетку их заботы…
Боги, нет, у меня же оставался еще год относительной свободы!
— Обещаю, больше этого не повторится, — отвечаю чуть слышно, невольно ежась под его взглядом.
И слышу яростное:
— Ты не можешь обещать, потому что в такие моменты себя не контролируешь!
— Но ведь столько лет контролировала!
Мне вдруг становится так паршиво. От его слов и его отношения. Смотрит так, будто перед ним опасная преступница. Не дочь, а чудовище.
— В Грассоре такого ни разу не было. Может, эта Делес на меня так действует? Йоргова страна, в которой фей не считают за живых существ! — Я тоже подскакиваю, беря пример с матери. Ну а что? Я тоже не железная. И бессловесной куклой никогда не была! — Это ведь здесь несколько лет назад орудовал маньяк. А теперь убивает подражатель!
— Убивает в Грассоре, — мрачно напоминает папа.
— И здесь тоже! Рен рассказывал. Я в Акре дышать не могу, понимаете? Мне нравится учиться в Кадрисе, мне нравится моя работа, мне нравится…
Вот этот Темный.
Да какое там нравится? Я влюблена в него по уши, и одна только мысль, что сегодня мы расстанемся, ввергает меня в то самое состояние, которое способно вызвать с десяток йорговых приступов и маньячных желаний.
Мне хватает ума не сказать этого вслух. Про маньячные желания и свои чувства к высшему. Последнего родители точно не выдержат.
Кое-как взяв себя в руки, тихо, но твердо говорю:
— Я улечу с Ксанором. А если хотите, чтобы осталась, вам придется увести меня отсюда силой. Связанной и с кляпом. Никаких других вариантов.
Наступает молчание. Такое, что хочется закричать, лишь бы его прервать. Отвернувшись, мама берет сумочку, а отец, коснувшись ее спины, мягко подталкивает к выходу.
— Тебе явно не терпится разрушить свою жизнь, Кара. А заодно и другие.
Это последнее, что я от него слышу.
Перед тем, как скрыться за дверью, мама оборачивается:
— Думала, в тебе будет больше благодарности за все, что мы для тебя сделали, Кара.
Эти тихие слова бьют сильнее пощечины. Я с силой прикусываю губу, а спустя несколько мгновений, наверное, самых тяжелых в моей жизни, начинаю ощущать во рту соленый вкус крови.
Не сразу решаюсь поднять на Хороса глаза.
— Боюсь, поговорить с ними о Нарди уже не получится.
— Ерунда. Как-нибудь по-другому к нему подберемся.
— Но… — Я запинаюсь, потому что не знаю, что сказать, как справиться с подкатывающими слезами.
Ужасная ночь и… Следующее, что понимаю, — это то, что меня обнимают, и я с благодарностью и тихой радостью прячусь в надежных и сильных руках моего Темного.
Мгновения идиллии заканчиваются до обидного быстро — отравленный пробудившейся тьмой организм снова зовет меня остаться одной.
— Скоро вернусь. — Выпутавшись из объятий высшего, ныряю в свое укрытие.
— А вот сейчас ты меня уже действительно пугаешь, — доносится из-за створки обеспокоенное.
— Это просто откат, — говорю спустя несколько минут, когда уже кажется, будто внутри меня ничего не осталось. — Обычное дело. Скоро пройдет.
Глубокий вдох, выдох. Откинувшись на прохладную стену, выложенную бледно-голубой плиткой, прикрываю глаза и слышу:
— Мне в детстве тоже бывало паршиво, когда учился подчинять силу, но такого со мной не случалось даже в худшие дни.
Облизав пересохшие губы, тихо усмехаюсь: