Требуется влюбленное сердце

Она положила трубку, доковыляла до кровати и села, подсунув под загипсованную ногу свернутое одеяло, бросила взгляд на часы. Половина второго, разгар рабочего дня. «Надо звонить Андрею. Может быть, у него получится взять отгул в пятницу? Неизвестно, как мы доберемся, сколько времени проведем в клинике. Да и с чего вообще я решила, что меня туда пустят? Я на больничном, следовательно, не могу прикрыться служебной необходимостью, хотя… хотя в больнице об этом никто не знает. Нога… да, черт возьми, нога в гипсе. Елки-палки, как все не вовремя. Но почему Судакова не поговорила с женой обвиняемого? Решила, что она не скажет ничего, кроме того, что уже сказала мне? Я бы непременно вызвала ее еще раз или съездила к ней сама».

Паровозников звонку не обрадовался. Более того – узнав о причинах, разозлился:

– Тебе что, я не пойму, больше всех надо? Сломала ногу, свалила на больничный – так и сиди, наслаждайся летним отпуском! Куда ты лезешь-то опять? Дело закрыто!

– Его можно отозвать на доследование в связи с открывшимися обстоятельствами.

– Ты точно при падении головой не билась? Чего там доследовать-то?

– Пока не знаю, но очень хочу выяснить, – упиралась Лена. – Так ты отвезешь меня или нет?

– Вот пиявка… отвезу, конечно, но помни: я был против.

– Обещаю, что ни слова не скажу твоему начальству.

После разговора с Паровозниковым Лена повеселела: если она сможет проверить свою догадку, то постарается приложить все усилия к тому, чтобы дело об убийстве Полосина вернули на доследование, и это, возможно, даст шанс Жильцову оправдаться и доказать невиновность.

Вечером приехал Никита, и при первом же взгляде на него у Лены тревожно заныло внутри от нехорошего предчувствия. «Он выглядит так, словно у него кирпич за пазухой», – подумала она, наблюдая за тем, как Кольцов нервно приглаживает волосы, теребит бороду и старается не смотреть ей в глаза. Она постаралась отогнать дурные мысли и вести себя как обычно, но внутри все равно точил червячок сомнения.

Удар Никита нанес уже в постели, когда Лена расслабленно дремала на его руке:

– Послезавтра я уезжаю.

– Куда? – сонно спросила она, еще не вполне осознав смысл фразы.

– В Израиль.

– Зачем?

– Буду сопровождать жену в клинику, ее берут на операцию, после которой ей нужен будет уход и поддержка. Думаю, что проведу там все лето и часть сентября.

Лена села, даже не заметив, что неловко повернула больную ногу, и та мгновенно отреагировала острой болью:

– Что?

– Прошу тебя, не устраивай драму, – поморщился Никита, закрывая глаза. – У нее рецидив опухоли, но ее берут в одну из лучших клиник Израиля, я должен поехать с ней.

– А сын?

– Что – сын?

– Он не может поехать с матерью?

– Нет, он не может, у него работа, и никто не позволит ему отсутствовать три месяца, – чуть раздраженно проговорил Кольцов.

– Я не понимаю, Никита… то ты говоришь, что не желаешь иметь с бывшей женой ничего общего, а то готов стать сиделкой на такой долгий срок? А как же я? – жалобно спросила Лена, чувствуя, что сейчас заплачет.

– А что – ты?

– Мне тоже нужна помощь…

– У тебя есть мать, позвони ей.

– Но у меня ведь есть и ты…

– И мы с тобой договаривались относительно отсутствия обязательств, правда? Я предупреждал, что иногда мне нужно куда-то уехать. И вот сейчас такой случай.

И Лена вдруг отчетливо поняла и приняла то, о чем думала практически с самого момента его возвращения: они никогда не будут вместе просто потому, что она для него – никто. И никогда никем не станет. Ради бывшей жены он готов отменить все свои планы, а ради нее не готов поступиться даже часом своего времени. Ему удобно: никаких обязательств, захотел – пришел, не захотел – можно даже не звонить. Она никуда не денется.

– Уходи, Никита, – выдохнула Лена, отворачиваясь.

– Что? – не понял он и открыл глаза.

– Ты слышал. Забирай все свои вещи и уходи.

Та легкость, с которой Кольцов поднялся и начал одеваться, поразила ее – словно человек только и ждал этих слов. «Сейчас еще напоследок скажет: мол, запомни, ты сама меня выгнала», – пронеслось в голове. Но Кольцов этого не сказал. Он аккуратно сложил в пакет все вещи, которые оставлял у Лены – их было немного, только какие-то необходимые повседневные мелочи, – надел куртку и молча вышел из квартиры, предварительно положив на тумбочку ключи. Окончательный разрыв отношений занял не более десяти минут.