Трень-брень

– Непутевый – везде непутевый. Даже продавщица – тьфу! – и та на него не смотрит. – Старуха Маша пожевала пирог, возмущенно сверкнула на бабушку глазами. – А я говорю, рыжая Марфа твоя родственница. Она кривого Матвея дочка. А кривой Матвей и твой дед – братья двоюродные.

– А я говорю, не было у меня рыжих родственников. Матвей был каштановый.

– Нет, рыжий.

– А я говорю – каштановый. Не было у меня рыжих родственников и не будет.

Ольга вскочила из-за стола. Стул в накрахмаленном белом халате упал. Ольга спросила тихо:

– А я?

– Что ты? Ты сиди, ешь пирог.

– А я разве тебе не родственница? – крикнула Ольга, оттолкнула ногой упавший стул и выбежала из комнаты. Громко хлопнула лестничная дверь. Звонок над ней звякнул от неожиданности. Умолкла балалайка. Аркашкин вальс громыхнул нелепым аккордом и затих.

– Ишь ты, – сказала старуха Маша. – Вся в рыжую Марфу. У тебя, Клаша, еще деверь был рыжий, Варфоломей.

– Не было деверя! – тихо и угрожающе прошептала бабушка.

– Как же не было?

– Не было!..

– Был!

Старая дворничиха взяла в зубы нож. Зарычала. И Маша, и Клаша примолкли в испуге. И Маша, и Клаша спросили:

– Что с тобой, Даша? Ты, никак, спятила?

КАРТИНА ПЯТАЯ

На дворе опавшие листья. Их намело с улицы. Они колышутся и тоненько звенят. Ветер обшаривает углы и подвалы, торопит засыпающие деревья.

Воробьи снова завладели двором, скандалят и скачут.

Ольга выбежала из парадной. Воробьи разлетелись, как брызги. Со второго этажа во двор спрыгнул Аркашка, схватил Ольгу за руку и потащил ее за каменный цоколь вазы.

– Прячься, бабушки мчатся!

Ольга сжалась в комок. Аркашка развалился на скамейке, задрал ногу на ногу и принялся спокойно свистеть песни.

Старухи высыпали из парадной – Маша за Клашей, Даша за Машей.

– И не отказывайся. Твой деверь Варфоломей был форменный рыжий.

– Нет, каштановый… Ольга! – позвала бабушка. – Ольга!

– Форменный рыжий. Его так и дразнили: Красный Варфоломей. Его кулаки вилами закололи, когда он по продразверстке ходил.

– Каштановый!

– Рыжий!

Дворничиха схватила метлу. Крикнула:

– Хватит!

– А я говорю – рыжий.

– А я говорю – каштановый.

– А я говорю – хватит!

Аркашка соскочил со скамейки, встал между старухами.

– Оттаскайте меня за уши. Кто желает? Ну, оттаскайте меня за уши.

Старухи опешили.

– Ольгу не видел? – спросила бабушка.

– На улицу побежала.

– Она тебе ничего не говорила?

– Сейчас вспомню. Ага, сказала, что больше не вернется, больше к вам не придет, потому что утопится.

– Что?

– Утопится.

Ольгина бабушка закачалась.

– И ты ее не схватил, не остановил за руку?

– Я не успел. А потом, для чего? Одной рыжей меньше.

– Ох ты… Ох ты… – сказала Ольгина бабушка и, как слепая, стала шарить рукой, куда бы ей сесть. – Уши оторвать тебе мало. Гений сырой!

Аркашка подставил ей ухо.

– Рвите, отрывайте. Я их вазелином смазал. Теперь не ухватите.

Старухи посадили Ольгину бабушку на скамейку. Маша напустилась на внука:

– Я тебе что велела? Я тебе велела вальс играть.

– Оттаскай меня за уши.

Старуха попыталась это сделать, но скользкие Аркашкины уши тут же выскользнули из ее пальцев.

– Рвите! Отрывайте! – крикнул Аркашка. – Что, не можете?

Воробьи на дереве тихо сидели. Они не понимали, что происходит, потому что такого во дворе никогда не бывало. Еще никто не отказывался Аркашке уши нарвать.

– Оленька, – всхлипывала Ольгина бабушка.

Дворничиха ее утешала:

– Ну, не рыдай, Клаша. Ну, не рыдай. Не такая она дурочка, чтобы с жизнью попрощаться.

– Оленька и пирогов не покушала.

– В милицию заявить нужно, – сказала старуха Маша. – Непременно. Ее по цвету разыщут… Ты мой вазелин взял? – спросила она Аркашку. – Тебе кто велел?

Аркашка снова подставил ухо.

– Тьфу ты, бес. Ну ладно, я найду к тебе другой ключ. Басовый. Я тебе что велела?

– Я музыку с пеленок ненавижу, – вкрадчиво сказал Аркашка. – Рвите мне уши. Отрывайте. Я слух потеряю. – Он сам взял себя за ухо и сам от себя вырвался.

– Вот и свихнулся мальчик, – покачала головой дворничиха.

Воробьи на дереве забеспокоились, принялись обсуждать, что сулит им в дальнейшем такое Аркашкино поведение.

– Оленька… – Ольгина бабушка вдруг вскочила. – Я тебя отыщу. – Она ринулась в подворотню. – Я тебя из-под воды спасу.

Старуха Даша устремилась за ней.

– Куда ты, Клаша?! Ты же плавать не умеешь.

– Все из-за твоей Марфы, – сказал Аркашка.

– Господи, воля твоя. Что же я такого сказала? Если Марфа была рыжая, так ведь ее зеленой не назовешь. Уж какая есть. Господи, я ж говорила, что от рыжей Марфы одно несчастье. Недаром я сегодня корову во сне видела. Черную комолую корову… Оленька. Морковочка. Подосиновичек. Рыженькая ты наша… – Старуха побежала догонять подруг.

Когда она скрылась, Аркашка сказал:

– Вылазь.

Ольга вылезла из-за цоколя.

– Так нельзя. У тебя сердца нет.

– Целый час про какую-то Марфу говорить можно? – спросил Аркашка. Меня каждый день за уши дергать можно? Уши ведь не для того человеку, чтобы их дергали.

Ольга села на краешек скамьи.

– Но ведь они старенькие – бабушки. Их уважать нужно.