Трения

По крайней мере, у нее прошло мстительное настроение. Потом потихоньку смолкли сирены, угомонились собаки, и я развесил по стенам все картины.

– Ты понимаешь, что это могли быть наши последние мгновения, а мы их провели так гадко? Ведь мы могли уйти из жизни, ненавидя друг друга. Это не заставляет тебя задуматься?

– Да нет. О чем тут задумываться? Скажи-ка лучше, тебе не кажется, что пахнет газом?

Я пошел на кухню и наклонился над плитой. Поженившись, мы долго и старательно ее выбирали. Только это было все равно что купить «роллс-ройс» и ездить на нем к соседям через улицу, – мы почти никогда не ели дома. Я искал утечку газа, когда Соня вдруг подошла сзади, прижалась ко мне и сомкнула руки у меня на груди.

– Неужели ты и вправду ни о чем не задумался? – прошептала она, ухватившись за меня, как за надувной матрац во время шторма.

Зажатый между Соней и плитой, я вцепился в медный кран, опустил голову и закрыл глаза. Как будто забыл, что мы не делали это очень давно. Как будто не думал о землетрясении и о Сониных уговорах, хотя она таким образом просто защищалась. Разве не нужно каждое мгновение жизни воспринимать как последнее, относиться к нему как к предсмертной сигарете осужденного – сигарете, про которую говорят, что она – наивысшее наслаждение, что лучше ее ничего нет в жизни. Разве не нужно стремиться в небо вместо того, чтобы ползать по куче мусора? Разве не нужно соотносить себя со всем, что нас окружает? Я чувствовал, как меня пронизывает дрожь, пока Соня нежно ласкала мне живот.

– Соня, послушай… – начал я тоном умирающего. Желание, точно яд, растекалось по моим жилам, у меня свело челюсти, подкашивались ноги.

В последний раз, когда мы трахались, она потом всю ночь объясняла, что мы непременно преодолеем это испытание, потому что мое тело многое ей рассказало и она теперь совершенно убеждена: все встанет на свои места и мы забудем эту неприятную историю. В такой ситуации я предпочитал не трахаться с ней вовсе, раз мое тело рассказывает ей невесть что – мне-то будущее виделось скорее в мрачном свете.

Она развернула меня лицом к себе и снова обвила руками, положив голову мне на грудь.

– Молчи, не говори ничего, – прошептала она.

– Я молчу.

Мы занимались сексом стоя, прошло минуты три – и тут появилась моя мать.

Нетвердой походкой она добралась до середины кухни. Мы вздрогнули и замерли на месте. Соня выругалась сквозь зубы, мы отскочили друг от друга и кое-как привели себя в порядок. Соня спряталась за барную стойку, чтобы натянуть трусики. Мать искала нас глазами.

Тут я заметил, что голова у нее в крови.

– Авария, – сказала она. – Я спокойно ехала. Подъемный кран упал прямо посреди дороги.

Я усадил ее в кресло.

У нее была широкая рана на лбу, кровь заливала лицо. Я хотел отвезти ее в больницу, но она наотрез отказалась, – потому что не хочет, заявила она, чтобы ее изуродовал какой-нибудь дежурный коновал.

– Она права, – подтвердила Соня, мрачнея на глазах. – Я позвоню Борису.

Натужно улыбаясь, мать прижимала ко лбу махровое полотенце, я держал наготове другое.

– В городе полно аварий, – проговорила она. – «Скорая помощь»? Ну уж нет, благодарю покорно.

Я гадал, видела она или нет, чем мы с Соней занимались. Неприятная ситуация, но она, кажется, ничего не успела заметить.

– Тебе не лучше? – спросил я, беря ее за руку.

Она стала извиняться, что причиняет нам столько хлопот, но я ее успокоил. Соня ходила взад-вперед по саду, прижав к уху трубку.

Мать повела носом:

– Тебе не кажется, что пахнет газом?

Я снова пошел на кухню. Увидев мать в крови, опять подумал: разве это жизнь? Ну и влип же я! И снова все мне показалось нелепым и бессмысленным. Наша жизнь с Соней была нелепа и бессмысленна.

– Вроде все в порядке, – сказал я, держась за плиту, точно боялся, что меня сдует ветром.

– По-моему, пахнет с улицы, – сказала Соня. Еще она сказала, что Борис уже едет, и позвала меня в сад посмотреть, как в океане отражается луна – для этого надо было немного наклониться.

– А потом она уедет, правда? – шепнула она мне на ухо.

– Разумеется. Во всяком случае, думаю, да.

– Если она сама не уедет, я ее выгоню, – предупредила Соня.

Я выпрямился, пропустив ее слова мимо ушей. Снова принюхавшись, я подумал, что, наверное, где-то неподалеку прорвало газовую трубу. В прошлый раз мы три дня сидели без воды.

– Соня права, газом пахнет не у вас, – сказала мать.

Я покрутился некоторое время вокруг матери, стараясь, чтобы она не видела выражение моего лица. Я хотел убедиться, что ей ничего не нужно, и мысленно благодарил Соню за то величайшее усилие, которое она над собой сделала, сев рядом с моей матерью и пытаясь ее подбодрить. Потом я вышел посмотреть, не приехал ли Борис.

На улице было тихо. Машина матери стояла напротив, у дома молодой четы Дорсе. Оба работали в сфере моды и возвращались под утро. Если у нас горел свет, то заглядывали на огонек. В тот момент, когда я переходил улицу, они как раз вышли из дома – видно, решили закатиться куда-нибудь на всю ночь.