Тренинги свободы

Трудовые песни

Я строил свой дом вместе с рабочим одних лет со мной. Мне он нравился, да и я, по-видимому, не был ему неприятен. Разумеется, во время работы мы с ним разговаривали. Наша беседа строилась по принципу свободных ассоциаций. Он думал о чем-то, потом, закончив одно дело и переходя к следующему, высказывал свою мысль, как бы между прочим, точно так же делал и я. Наше внимание делилось между работой и независимо от нее возникающими мыслями. Такого рода разговоры в конечном счете ничем не хуже доброй трудовой песни. Однообразное физическое напряжение ищет в слове духовное удовлетворение, и гармония того и другого несомненно помогает установлению между двумя людьми чувства миролюбивой общности.

Основа мирного сосуществования есть равновесие. Однако равновесие не есть нечто такое, что можно обрести раз и навсегда, его необходимо искать постоянно. И в этом смысле нам обоим было что искать. Конечно, он превосходил меня сноровкой, умением выполнять свое дело чисто, без огрехов и с наименьшей затратой сил, но с его стороны было бы поистине глупостью кичиться передо мной своей рабочей хваткой и навыками. Он шел впереди, его превосходство было бесспорно, он был мастер, я же и как подручный был человеком случайным. Ему приходилось заботиться не только о том, чтобы делиться со мной, как бы невзначай, своими знаниями, но и выполнять вместо меня такие манипуляции, которые по неписаным законам профессии не входили в его обязанности. Человек действительно умный предупредителен, конечно же, не по доброте сердечной, а потому, что в его глубоко личных интересах выбирать не те решения, которые в данный момент предпочтительней или удобнее, а те, что окажутся выгоднее в перспективе. Если бы он не помог мне преодолеть несравнимую разницу между нами в профессиональных знаниях, я, без сомнения, работал бы еще более неловко под его началом, отчего неприятным довеском прибавилась бы нервная напряженность, которая непременно возникла бы между нами.

Что же до «трудовых песен», тут первенствовал я. Не то чтобы я охотно, без конца и немедля жаждал делиться с кем попало своими неожиданно и беспорядочно возникающими мыслями — напротив, я оказался в преимущественном положении именно потому, что не люблю и даже в духовном смысле считаю подобное свойство достойным презрения. Боязнь оказаться в таком положении настраивает на осторожную, и даже не без робости, выборочность. Поэтому со временем я приобрел некий опыт в том, каким образом следует приводить в определенный порядок, связывать или, наоборот, отделять друг от друга мысли, которые возникают у человека помимо воли. Злоупотреби я своим преимуществом в этой области, мне пришлось бы не раз находить не только смешными или отталкивающими некоторые его соображения и ассоциации, но даже отвергать их, резко клеймить, — однако я получал гораздо большее удовольствие в том, чтобы обнаружить глубинный смысл в его невзначай пропетых мыслях, определить место их зарождения, нежели сказать нечто такое, что могло бы создать между нами бессмысленное напряжение. Мы были взаимно внимательны друг к другу, и, как я проникся уважением к его естественной способности уважать достоинство другого человека, так, думаю, и он не мог бы пожаловаться, что я способен нанести ущерб этому чувству, которое для человека всего важнее. Одним словом, мы уважали друг в друге способность уважать достоинство другого человека. Как будто согласились на том, что только разглядев в другом человеке наши собственные свойства, можем уважать их как свои.