Тренировочные часы

— Сущая правда. — Она протягивает руку, убирая выбившуюся прядь волос с моего лба, и я чуть не отшатываюсь от удивления.

В последнее время я часто замечал, как она это делает — прикасается ко мне. Постукивает, толкает, дразнит. Не желая ничего в этом менять, я приписываю это нашей растущей дружбе, свидетельству ее доверия ко мне.

Боже, это отстой быть хорошим парнем все время.

— Мой отец написал мне сегодня.

— Да?

— Он хочет, чтобы я пришла на соревнования по борьбе. Скоро будет домашний матч.

— С кем они борются?

— Не уверена, он не сказал. Думаю, что Университет Пенсильвании или Коннектикута? Кто-то синий. — Она смеется. — И я бы не хотела идти одна.

Клянусь, она хлопает своими гр*баными ресницами.

— К чему ты клонишь, Доннелли?

Я не был на соревнованиях по борьбе с тех пор, как Оз и Зик закончили учебу. Ни у одного из них не было родителей на трибунах в выпускной вечер, поэтому я был их представителем, с букетами цветов для обоих несчастных ублюдков, хотя их подруги были в аудитории.

— Хочешь пойти со мной?

— Да. Возможно, смогу это сделать.

Голубые глаза Анабелль сверлят мою голую грудь, розовые губы приоткрылись.

— Спасибо тебе.

— Без проблем.

Я все еще без рубашки.

Она все еще без рубашки.

Мы лежим на моей кровати, в середине вечера, флиртуем, как будто у нас есть интерес друг к другу. Сексуальное влечение. Сумасшедшая химия.

— Не будешь ли ты так любезен повернуться ко мне спиной, чтобы я могла снова надеть рубашку?

Я сглатываю, я слишком труслив, чтобы сделать движение и поцеловать ее.

— Конечно. Пока ты это делаешь, хочешь, я принесу нам воды со льдом?

— Спасибо, Эллиот. — Ее глаза сверкают. — Ты самый лучший. 

Анабелль

Спасибо, Эллиот, ты лучший?

Тьфу.

Мысленно стукаю себя по лбу за то, что говорю как его маленький приятель, я хватаюсь за рубашку, натягиваю ее через голову и краснею. Вспоминаю его большие, грубые руки, скользящие по моей коже. По моей обнаженной плоти, ни разу не прикоснувшись ко мне неуместно. Ни разу не скользнув вниз, чтобы случайно погладить мою грудь или поясницу. Ни разу не провел пальцами где-нибудь неприлично.

Черт бы его побрал.

Вздыхаю, дергая резинку в волосах, ослабляя узел и позволяя волосам упасть на плечи. Я решила быть рядом с ним свободной и раскованной.

Но он не понимает намеков.

Так что либо я не умею флиртовать, либо он невежественен, либо мы оба просто боимся сделать первый шаг.

Я прикасалась к нему всю неделю — маленькие прикосновения к руке, бицепсу, груди. Дразня, стукала, подталкивала. Смеялась над всеми его глупыми шутками. Следовала за ним по футбольному полю, втайне восхищаясь его мужской силой. Его скоростью, его мастерством. Его икрами и задней частью шеи, желая прикоснуться губами к тонким волоскам там.

На прошлой неделе на нашем футбольном матче, когда его друг Дэв подбежал ко мне и начал засыпать меня миллионом вопросов, связанных с Эллиотом, я была ошеломлена его прямым подходом. Привлекает ли меня Эллиот? Хочу ли я быть больше, чем друзьями? Тяжело жить с ним в одном доме и не заниматься сексом?

Да, да и еще раз да.

В угрожающе увеличенном темпе.

Меня влечет к Эллиоту.

Я хочу быть больше, чем друзья.

Тяжело жить с ним в одном доме и не думать о сексе весь день, каждый день. Эллиот большой, сексуальный, сильный и милый.

Вежливый.

Смешной.

Как представитель мужского пола, Эллиот очень недооценен женским населением Айовы, и за это я бесконечно благодарна.

Боже, переехать к нему было худшим, что я могла сделать, — парень слишком вежлив, чтобы приставать к своей соседке по комнате. Слишком вежлив, чтобы дотронуться до меня, даже когда я снимаю рубашку во время массажа.

Я знаю это.

Он это знает.

Дэвин, черт возьми, знает это, а он совсем меня не знает!

Гррр!

Забираюсь под одеяло невероятных размеров кровати Эллиота, фланелевые простыни только что из прачечной, знакомое тепло. Приветливые и уютные, мы хорошо знакомы, его кровать и я.

Его кровать. Такая соблазнительница.

Если то, что я лежу у него под одеялом, не заставляет его думать о чем-то другом, у меня нет никакой надежды.

На ближайшей к стене стороне я натягиваю рубашку, расправляя ее на теле, жалея, что у меня не хватает смелости снять ее и зарыться в простыню Эллиота, не надев ничего, кроме нижнего белья.

Боже, я гормональный подросток.

Даже хуже.

И теперь, когда мои гормоны кричат на все мое тело и мозг, их уже не остановить. Они думают за меня.

Кожа к коже — вот чего я жажду.

Мягкое, нежное поглаживание — вот чего я хочу.

Целоваться, облизывать и ласкать губами — вот что меня волнует.

Не обращая внимания на мои стенания, Эллиот возвращается, все еще без рубашки. Его широкая грудь заполняет дверной проем, широкие плечи и загорелая плоть заставляют мои девчачьи части покалывать — его грудная клетка идеальна. Соски темные. Ключица достаточно гладкая, чтобы желать ее лизать.