Тренировочные часы

И все же я решаю не обращать на него внимания. У меня есть дела, а его настойчивость может привести только к неприятностям, я уверена в этом.

— Как тебя зовут? — кричит он, когда я пробираюсь между тренажерами к раздевалке.

Боже, почему он такой громкий?

Останавливаясь, я отступаю, не желая кричать через весь зал, не в комнате, полной спортсменов, которых я никогда не встречала — горячих, потных спортсменов. Я упоминала о горячих?

— Не мог бы ты говорить потише?

Эрик слегка пожимает плечами.

— Здесь очень шумно.

— Не так шумно, чтобы орать.

— Прости?

— Меня зовут Анабелль.

Эрик Джонсон, мой новый знакомый — отец будет недоволен — протягивает руку для рукопожатия. Сначала я не решаюсь взять ее, уверенная, что мои ладони потные и грубые.

— Приятно познакомиться, Анабелль.

Не могу сказать то же самое, но, тем не менее, моя рука скользит в его, трясу, крепко сжимая.

— Эрик, это было интересно.

— Увидимся?

— Конечно, — затем добавляю, — почему нет? 

— Эй, пап, у тебя есть время?

Тихонько стучу костяшками в стекло двери его кабинета, расположенного у входа в раздевалку. Он сидит за столом, склонив голову над кипой бумаг, с ярко-желтыми стикерами на компьютере и на стенах.

Он поднимает голову, радуясь, что я стою в дверях.

— Привет, Ана-Банана.

Раньше я терпеть не могла, когда он меня так называл — он делает это с пяти лет, — но теперь так привыкла, что это прозвище вызывает на моем лице глупую ухмылку.

— Есть минутка?

— Все что угодно для моей малышки.

О боже.

Я убавляю свою нервную энергию и ковыляю к одному из стульев в его кабинете. Стены в комнате выкрашены в синий цвет, только ряд окон отделяет ее от раздевалки и душевых.

Настоящий аквариум.

— Я случайно не увижу каких-нибудь голых борцов? — Не то чтобы я злилась из-за этого, но мне было бы неловко, если бы отец сидел рядом, когда это случилось.

— Нет. Никого не должно здесь быть до... — он смотрит на древние часы, висящие у него на запястье, — четырех.

Я бросаю рюкзак на бетонный пол, который когда-то был выкрашен в бежевый цвет, но теперь выцвел, и плюхаюсь на неудобный металлический стул. Никакой роскоши для моего старика.

Он наклоняется вперед, уже заинтересованный тем, что я собираюсь сказать.

— Как занятия?

— Хорошо. — На самом деле очень хорошо. — Я как раз собиралась перекусить. Умираю с голоду. Хочешь чего-нибудь?

Я краду мятную конфетку из вазы на его столе — он ест их с тех пор, как я была маленькой, — разворачиваю и кладу в рот. Бросаю зеленую обертку в ближайшую мусорную корзину.

— Почему бы тебе не сбегать домой и не перекусить?

— Потому что я уже в кампусе. Просто возьму сэндвич в кафетерии.

— Знаешь, тебе не обязательно там есть, еда здесь — полное дерьмо.

Вот оно — начало разговора, о котором я давно мечтала.

— Вообще-то, пап, именно поэтому я здесь. — Прочищаю горло, собираясь с духом. — Ты знаешь, мне нравится жить с тобой и Линдой, просто... я думаю, пришло время найти свое жилье. Прошел уже месяц, — поспешно добавляю я. — Думаю, что действительно хорошо приспособилась, и мне больше не нужно, ну, знаешь, оставаться с вами, ребята.

Тьфу, я кажусь неблагодарной? Чувствую себя ужасно, даже думая об этом, но мне действительно необходимо свое собственное жилье.

Папа ерзает на стуле, со скрипом отодвигает его назад, сцепляет пальцы в жесте, который, как я поняла, является его фирменным, когда он думает, что сказать дальше.

— Ты уже начала искать?

— Не совсем. Не знаю, с чего начать. Подумала, может, ты мне поможешь.

Это его немного смягчает, и он садится прямее. Папа ничего не знает о плачущих девочках-подростках. Не имеет ни малейшего понятия об испуганных маленьких девочках, которые скучали по матери во время обычного визита на выходные. Месячные? Подростковые гормоны? Проблемы с мальчиками? Нет, нет и, черт возьми, нет. Все это он никогда не мог понять или помочь мне.

Найти жилье?

Об этом он кое-что знает.

Мысленно похлопываю себя по спине за то, что спросила его. Ненавижу то, что он чувствует, будто подвел меня, когда моя мать развелась с ним, ненавижу то, что он пропустил так много в моей жизни из-за этого, потому что был занят преследованием мечты, в то время как моя мать стала только ожесточеннее.

Я могу только гадать и представлять, что было бы, если бы они остались вместе, попытались заставить свой брак работать. Если бы мама не возражала переезжать, когда он весной устраивался на новую работу. Интересно, было бы это похоже на приключение, если бы я не оставалась в одном и том же городе всю свою жизнь.

Нервно тереблю край свитера, единственной теплой вещи, которую распаковала с тех пор, как приехала к нему, зная — надеясь, — что это временно.

— Не хочу, чтобы ты жила с незнакомцами, Энни.

— Здесь все чужие, пап. Я все еще знакомлюсь с людьми.

— Тогда, возможно, сейчас не самое подходящее время, чтобы переезжать.

— Ну…. — Складываю руки на его столе. — Может, это и есть решение. Может, мне стоит обзавестись собственным домом и больше не связываться с соседями. Я на предпоследнем курсе. Мне скоро будет двадцать два.

Он качает головой и смотрит в потолок.