"Трест": легенды и факты

В феврале состоялась третья встреча с Якушевым. Тут Якушев высказал два «напутственных пожелания». Он выразил удовлетворение контактами с Кутеповым и, напротив, некоторое недовольство слабыми связями с Врангелем. И Якушев просил Шульгина посодействовать улучшению отношений Врангеля с «Трестом», что Шульгин принял с удовольствием. Второе напутствие имело литературный характер. Якушев просил Шульгина «отразить» в его литературной деятельности свои впечатления о поездке в СССР. Речь шла о будущей книге.

Напутствие относительно Врангеля Шульгину выполнить не удалось. Ни Шульгин, ни Климович не поколебали его отношение к «Тресту». Врангель был непримирим к Кутепову. В письме к Шатилову он писал о Кутепове: «Много сложнее вопрос о работе его в порученной ему Великим князем области. Как показал опыт, работа эта гибельна для тех, кто там в России творит то же дело, что и мы… Говорить с Великим князем, как показал опыт, бесполезно. Остается, быть может, одно – потребовать от А. П. или неопровержимые доказательства его утверждений, что работа его не потерпела краха, или потребовать от него от этой работы отойти… Удар по А. П. был бы ударом по В. К. Мы стоим перед заколдованным кругом».[28] Зато вокруг другого напутствия – написания книги – в эмиграции, когда книга вышла, разразилась настоящая шумиха. Книгу Шульгин хотел назвать «Контрабандисты», но в издательстве «Медный всадник» ее переименовали в «Три столицы». Под этим заголовком она и получила сенсационную известность.

Любовь и политика

К тому времени, когда в Москве побывал С. Рейли, а затем Василий Шульгин, в «Тресте» наметился раскол. Противостояние шло по линии активизации боевых и террористических действий. По одну сторону находились супруги Красноштановы – действительные кутеповцы в «Тресте», – где главную роль играла Мария Владиславовна Захарченко. По заданию ОГПУ Красноштановых курировал «министр финансов» МОЦР Стауниц-Опперпут. Поначалу Мария Владиславовна боготворила Александра Александровича Якушева. В частных разговорах она иногда даже выражала беспокойство по поводу тех радужных дней, когда большевики, наконец, исчезнут. Как уживутся между собой тогда такая крупная личность, как Якушев, и такие вожди, как Врангель или Кутепов?

Однако с течением времени очарование Александром Александровичем у Марии Владиславовны слабело. Причиной стала политика. Уже более 2-х лет Мария Владиславовна со своим Гогой Радкевичем, все чаще тянувшимся к зеленому змию, сидели на Центральном рынке, иногда, правда, выезжали за рубеж, но до террора, к которому так рвалась Мария Владиславовна, дело не доходило. Александр Александрович Якушев считал: рано, ошибочно, бесполезно; надо тщательно готовиться к удару наверняка. Захарченко жаловалась даже В. Шульгину. Он описывал ее так. «По ее карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая женщина, чтобы не сказать красавица. Я ее узнал уже в возрасте увядания, но все-таки кое-что сохранилось в ее чертах… Мне приходилось вести откровенные беседы с Марией Владиславовной. Однажды она мне сказала: ‘Я старею. Чувствую, это мои последние силы. В «Трест» я вложила все свои силы, если это оборвется, я жить не буду’».

Между тем, как раз у Марии Владиславовны и складывалось впечатление, что «это обрывается». Якушев упорно гнул свою «эволюционную линию», линию накапливания и организации сил, железное терпение Марии Владиславовны мало-помалу начинало перерастать в подозрение. Она гнала подозрение, убеждала себя в политической мудрости Александра Александровича, и мучалась. Кому она могла приоткрыть свою душу? Мужу – Гоге Радкевичу? Но он был вполне заурядный человек. Поэтому Мария Владиславовна все больше тянулась к «трестовскому» руководителю, их с Гогой куратору, по заданию ОГПУ следившему за ними, – Эдуарду Опперпуту-Стауницу-Касаткину. За Опперпутом уже было многое: командирство в Красной Армии, нелегальный переход в стан Савинкова, разоблачение савинковцев, арест ГПУ, переход на службу в ГПУ и по его заданию внедрение в «Трест». Вряд ли для такого человека «карьера» должна была закончиться на этом.