– Проекты полковника Овиц связаны с Ираном. По ее словам, эта страна постепенно превращается в пороховую бочку, которая может взорваться в любой момент. Джаффар погряз в эскалации насилия, чтобы удержаться у власти. Он без колебаний использует любые средства массового поражения. Если бы в их центры можно было послать мини-шпионов для совершения диверсий, это дало бы преимущества демократически настроенным студентам, восставшим против диктатуры бородачей.
На лице девушки отразилось сомнение.
– А если бы я вам сказала, что мне плевать на то, что делают иранцы, которые наращивают ядерный и бактериологический потенциал? Пусть объявляют войну. Пусть убивают все больше людей. Их действительно слишком много. Не нужно спорить с Гайей, чтобы понять, что восемь, а через несколько лет и десять миллиардов человек нельзя будет прокормить, одеть и дать им кров, не истощив ресурсов планеты. Перенаселение – вот истинная проблема. Не ядерные запасы… и не Иран.
– Ваш цинизм меня удивляет.
– Это не цинизм, это реализм. Посадите в клетку десять мышей – они собьются в стаю. Посадите в ту же клетку сто – и они передерутся и сожрут друг друга.
– Все намного сложнее.
– Никто не желает этого слышать, потому что никто не хочет отказываться от «свободы рожать детей в неограниченных количествах».
Давид пристально посмотрел на нее:
– Мне кажется, вы не так жестоки, как пытаетесь казаться.
– Хотите, чтобы я доказала вам, что мне плевать на людей, которые убивают друг друга? Никакой помощи от меня вы не дождетесь. Ни вы, ни ваша полковник Овиц, ни французские военные, ни иранские студенты, ни та толпа очаровательных малышей, способных все порушить и пустить по ветру, которых называют будущим человечеством. Чтоб они все передохли.
– Это вы сейчас так говорите, но я не оставляю надежды, что вы образумитесь. – Он указал на рамку с фотографией ее матери: – Это пророчество женщины, которая произвела вас на свет. Вы измените ход истории, придав ему правильное направление.
– Моя мать ошибалась: я не стану спасать человечество. Я не страдаю манией величия. Единственное, чего я хочу, – чтобы меня оставили в покое. Никто ничего не может спасти, даже вы. Это пустые амбиции. Мумбоко преподал вам неплохой урок скромности. А теперь ложитесь, уже пять утра. Я устала. Спокойной ночи! Поверьте мне, мир справится и без нас. А если он обречен, то с этим ничего нельзя поделать.
Она направилась в спальню и закрыла дверь на два оборота ключа.
Сон к Авроре не шел. Она отбросила простыни, опустила ноги и почувствовала нежное прикосновение ступней к ковру. Не зажигая света, девушка пошла вперед и ударилась мизинцем ноги о мебель. С трудом сдержала ругательство и осторожно открыла дверь спальни.
Она посмотрела на Давида, который крепко спал, свернувшись калачиком.
Вспомнив о его смущении во время исполнения лэпдэнса в кабинете, девушка улыбнулась.