Третье человечество

— Завтра утром я первым же самолетом улетаю в Тегеран. И поэтому напоследок хочу погулять. Никогда нельзя быть уверенным, что война закончится быстро. Вполне возможно, что я на много дней, а то и недель застряну в бункере, осуществляя оперативное руководство боевыми действиями. И конечно же у нас не будет ни капли спиртного. Заросшие бородой по самые брови пристально следят за умеренно бородатыми, а мы, умеренно бородатые, посылаем усатых и безусых проливать кровь. Весь вопрос лишь в обилии растительности на лице…

— В таком случае выпьем за здоровье! По последнему стаканчику перед войной.

Мишель Видаль хотел угостить нового знакомого красным вином, но тот покачал головой, как бы говоря, что это для него слабовато, и вновь приложился к «Чивасу».

Вытащив бутылку из бумажного пакета, иранец уставился на золотистую этикетку с надписью «Премиум Скотч, 12 лет» и скачущим всадником:

— Как жаль, что этот восхитительный нектар запрещен. И женщины.

Он посмотрел на танцовщицу, продолжавшую сладострастно извиваться под переливы уда[27]

. Увидев, что туристы обратили на нее внимание, она стала сильнее покачивать бедрами, затем сорвала одну вуаль, за ней другую, и все увидели у нее в углублении пупка крупный красный камень.

— Запретный плод сладок, — философски признал мужчина. — Надо бы запретить все на свете — только тогда мы сможем оценить этот мир по достоинству.

Упала очередная вуаль. Иранец не сводил глаз с камня в пупке, глаза его горели.

— Подумать только, когда-то, во времена правления шаха, моя сестра участвовала в манифестациях, отстаивая право… носить паранджу. Да-да, месье. Когда произошла исламская революция, она была студенткой факультета медицины, ей был двадцать один год. С экрана телевизора она гордо заявила: «Я носила паранджу тайно. Теперь, когда тирана больше нет, я могу ходить в ней открыто». Самое интересное, что теперь ей эту паранджу снимать запрещено. — Он сделал еще глоток. — Отец в том же году выдал ее замуж за старика, она стала его пятой женой. Отец получил большой калым. Она хотела религии — она ее получила. Муж уже заделал ей девять детей, запретил продолжать учебу, выходить из дома и заниматься спортом. Она вынуждена постоянно сидеть взаперти, готовить для мужа и детей, пробовать свою стряпню, и теперь весит сто пятьдесят пять килограммов.

— Сладкая пища и эффект расслабления, — кивнул Видаль.

— Одна беда — она стала злобной и сварливой. Разговаривая с мужем, постоянно его попрекает. Он мой сослуживец, и я точно знаю, что из-за этих скандалов дома у него есть ярко выраженный мотив повоевать с кем-нибудь на стороне. Он будет очень жесток. Так что война обещает быть долгой.

Иранец засмеялся и снова выпил.

— Тем не менее особая ностальгия по тирану, которого вы называли шахом, вас не гложет, — возмутился француз.

— Цифры говорят сами за себя. При шахе политических узников у нас было 3000, а сегодня их больше 300 000. Так что все зависит от того, под каким соусом преподносить действительность по телевизору.

Видаль удивился.

— А вы? Чем занимаетесь вы? — спросил бородатый иранец.

— Я француз. Врач-патологоанатом из Парижа. Приехал в Египет провести зимний отпуск. — Доктор Видаль вновь помешал в бокале льдинки, издавшие мелодичный звон. — Последний мой труп я разморозил. Делать это мне довелось впервые в жизни. На меня как будто… как бы это выразиться? …нахлынула «волна холода». К тому же мне кажется, что, работая с этими закованными в лед трупами, я простудился.

Он вздрогнул и чихнул, в последний момент прикрывшись рукой.

Бородатый иранец в солнцезащитных очках протянул ему руку:

— Генерал Мокаддам. Гульбахар Мокаддам. Меня называют Мок.

— Доктор Видаль. Мишель Видаль. Но все зовут меня Митч. Приятно познакомиться, Мок. Где вы научились так хорошо говорить по-французски?

— Я учился в Париже, Митч, и обожаю Францию. Ведь это страна свободы, равенства и братства, правда? — Генерал посмотрел на танцовщицу и вздохнул. — Подумать только, через несколько часов я направлю всю свою энергию и решимость на то, чтобы было еще меньше спиртного, еще меньше танца живота, еще больше женщин ходили в парандже и их еще чаще насильно выдавали замуж за богатых стариков.

— Может, в этом и заключается смысл эволюции, — иронично заметил патологоанатом. — Кто сказал, что это плохо? Это просто нечто «другое». Может быть, более восточное. Жизненный опыт научил меня никогда никого не судить. Нет ни злых, ни добрых людей, есть только различные точки зрения, которые иногда входят друг с другом в противоречие.

Офицер, немало удивленный, хлопнул его по спине:

— Странный вы человек. Вы мне нравитесь!

И он снова отхлебнул из бутылки.

— Виски действует быстрее вина. При всем моем уважении, генерал, вы пьяны, это я как врач вам говорю.

Их взгляды были устремлены на танцовщицу, которая выглядела уставшей.

— Почему вы нацелились на Израиль? — спросил француз.

— Такому сверхбогатому нефтяному государству, как Иран, где неравенство цветет буйным цветом, прикидываться защитником бедных стран можно лишь одним способом — воюя с Израилем…