Третье человечество

Давид опять посмотрел на месиво, затем на обезьянью голову. Ее глаза были по-прежнему открыты, язык свешивался на бок. Череп напоминал собой наполовину выеденное яйцо всмятку. Молодой человек подумал о том, что таково наказание для тех, кто не смог или же не захотел эволюционировать. Эта человекообразная западная горилла, много крупнее и сильнее, чем Хомо сапиенс, была принесена в жертву без всякой на то необходимости — потому что не смогла научиться укрощать огонь, изготовлять инструменты, не придумала сети, копья с металлическими наконечниками и яд. Глядя на зияющий череп, Давид подумал, что западная горилла не совершала фундаментальной ошибки в плане выбора направления эволюции вида. Она просто забыла о необходимости развиваться, довольствуясь благополучной жизнью, питаясь и воспроизводя потомство благодаря преимуществам, которыми ее наделяла недюжинная мышечная сила.

Горе тем, кто позволяет себя обогнать в эволюционной гонке на выживание. Те, кто остается позади, превращаются в ингредиенты, предназначение которых — сделать кашицу не такой горькой…

Давид вспомнил, как он читал в «Энциклопедии относительного и абсолютного знания», что еще до обезьян та же самая судьба постигла и лемуров. Единственная их ошибка заключалась в том, что они «устарели». И когда появились первые обезьяны, они проявили себя более агрессивными, более плотоядными, более сплоченными, чем лемуры, которым не оставалось ничего другого, кроме как в массовом порядке бежать на остров Мадагаскар.

Колдун окунул в охряную массу три пальца с черными ногтями и протянул ее молодому человеку:

— Вы должны это съесть, би’пеНе Уэллс.

Давид застыл в нерешительности, закрыл глаза и с гримасой на лице приблизил губы к крючковатым пальцам старика. В этот момент ему пришло в голову, что он может задержать кашицу во рту, заложив в промежуток между десной и щекой, а затем дождаться момента, когда ее можно будет выплюнуть (подобно тому, как он в детстве поступал с ненавистным ему красным мясом). Но увидел, что сзади за ним наблюдали другие пигмеи.

Колдун повторил слово, которое без всякого перевода означало:

— Ешь!

Молодой человек приоткрыл рот, и три пальца с длинными ногтями впихнули ему в глотку вонючую массу. Отвратительная смесь обволокла собой язык и нёбо. Он проглотил ее и стал ждать.

Колдун Майе’мпа выглядел довольным.

Давид почувствовал, что в желудке у него что-то словно завозилось, и его вдруг вырвало прямо на глазах у Майе’мпы. Тот отнюдь не растерялся и вытер кашицу.

Нускс’ия подошла к Давиду и прошептала:

— Это нормально. Вначале Ма’джоба всегда воспринимается немного тяжело. Не волнуйтесь. Попробуйте еще раз.

Колдун вновь погрузил свои крючковатые пальцы в охряную массу. Давид не сводил глаз со сложенной чашечкой руки, наполненной субстанцией с резким запахом, затем дал запихнуть ее себе в рот. Он сделал глоток, его затошнило и опять вырвало.

— Мне очень жаль, но думаю, что это не сработает, — заявил молодой человек, пытаясь встать и испытывая отвращение к запаху собственной блевотины, заполонившему собой помещение.

Нускс’ия твердо взяла его за руку. Заставила опять сесть, затем деревянной ложкой зачерпнула из черепа еще мозга, который из розового превратился в коричневый.

— Мозга было недостаточно, — заявила она.

И чтобы получить однородную массу, смешала первоначальную кашицу с этим серым студнем.

— Если вас стошнит опять, я выдавлю горилле глаза и добавлю их сюда — тогда Ма’джоба будет лучше хрустеть на зубах.

Этой фразы оказалось достаточно, чтобы убедить Давида. Он одним махом сделал большой глоток. Колдун Майе’мпа подал Нускс’ии знак. Та взяла некое подобие длинной трубки, заканчивавшейся на конце двумя полыми изогнутыми наконечниками, которые она вставила Давиду в нос. Затем раскурила расположенную посреди этой трубки головку, вдохнула дым и с силой выдохнула его в ноздри Давида. Тот закашлялся.

Лицо Майе’мпы расплылось, голос его зазвучал как издалека. Молодой человек потерял равновесие и стал клониться назад. Нускс’ия, оказавшись в нужном месте, смягчила его падение и повернула ему голову, чтобы он не задохнулся, если его опять вырвет.

По всему телу Давида пробежала дрожь, постепенно перешедшая в конвульсии. Открыв в последний раз глаза, он увидел склонившееся к нему лицо Нускс’ии.

Молодая женщина приблизила губы к его уху:

— Вы слышите меня, Давид?

— …ссшу… ввв… ас… — с трудом произнес он.

— Вы не должны полностью отключиться, вам обязательно нужно поддерживать со мной контакт. Это очень важно, слышите? Я буду говорить, а вы мне отвечать.

Она почти прильнула губами к его уху и стала говорить прямо в слуховой канал, чтобы заставить вибрировать барабанную перепонку.

— …контакт… да… — пробормотал молодой человек.