Третье человечество

Чтобы восполнить этот серьезный пробел, я задумала один оригинальный проект: побудить примата заняться любовью… со свиньей. И вот в один прекрасный день из-за землетрясения примат оказался в одной яме с самкой бородавочника (прародителя свиней). Они очень удивились, подрались, но не могли убить друг друга — и, когда поняли это, предались любви.

Девять месяцев спустя появился новый гибрид, унаследовавший от свиней гладкую, розовую кожу, глубоко посаженные, живые глаза, чувствительность и ум, а от приматов — умение ходить на задних лапах, а также способность хватать предметы и манипулировать ими. Новое животное напоминало голую обезьяну.

Мне удалось соединить развитый ум и хорошие физические данные, распределив гены следующим образом: 60 % от свиньи и 40 % — от приматов. Так я и изобрела своего защитника: человека.

84

Кусок ветчины отправился в рот. Давид прожевал его, схватил еще один розовый ломоть, затем еще один. Он все еще был в гневе. Он открыл небольшой холодильник и, чтобы унять волнение, достал бутылку пива. Посмотрел на свои карликовые деревья, на крольчиху Жозефину, на картину с Наполеоном, портрет отца и его собственные фотографии, где он ребенком сидел на руках у матери.

Что-то не так.

Он стал шагать по комнате под неусыпным наблюдением крольчихи, глодавшей провод его ноутбука.

Круг замкнулся. Мы в тупике. Я зажат в угол. Что-то могущественное не дает нам двигаться вперед. И это не страх, это — дурные привычки. Если я хочу сдвинуть что-то с места, мне нужно взорвать этот старый мир.

Он посмотрел на своих коллекционных солдатиков, воспроизводивших Аустерлицкое сражение.

И вспомнил услышанную от отца фразу, якобы произнесенную Ганди.

Если ты хочешь видеть перемену в будущем — стань этой переменой в настоящем.

Он прикончил ветчину и допил пиво.

Если все окружающее мне не подходит, значит, я где-то ошибся. Иначе быть не может. Следовательно, чтобы все устроить, мне нужно измениться самому. Но что мне в себе поменять? Что мне мешает осуществлять внутренние метаморфозы? Я с самого детства делал то, что мне велели. Я был вежлив, честен, говорил «спасибо» и «пожалуйста», ходил в детский сад, закончил школу и университет, слушался отца, читал книги прадеда, следил за новостями, развивал в себе интересы, путешествовал. Где же была допущена ошибка?

Он подумал о своей жизни атланта и о Нускс’ии, о Сорбонне и Конго.

Какие метаморфозы собственного естества я должен осуществить, чтобы их сила смогла изменить мир?

Он опять посмотрел на фотографию отца, который, казалось, над ним насмехался. И вспомнил последнюю фразу из его блокнота.

Мы, Хомо сап иене, являемся переходным видом, который занимает промежуточное положение между двумя другими — человеком прошлого и человеком будущего.

Он швырнул в стену пустую пивную бутылку.

Я как будто в ступоре. Пока я не придумаю Давида Уэллса будущего, создать человека будущего мне не под силу.