Третье небо

– Ты чего? – спросил Демьян. – Ты охренела? Охренела?

– Да, – сказала она.

– Что это ты сделала сейчас?

Асмира повела плечом, оправила накинутую на плечо кофту удивительно зрелым женским движением, – а между тем, сколько ей? шестнадцать? семнадцать? – движением бессознательным, и оттого завораживающим, и подняла ложку.

– Давай поедим, – сказала она. – Скоро начнётся.

– Что?

– Я буду сильной. И не буду слабой.

– Это из-за него? Ты из-за него?

– Охренела, – сказала Асмира; слово это у неё вышло милым, обаятельным. – Хочешь тоже?

Демьян набрал воздух для гневного ответа, но вдруг поймал себя на том, что сам не верит в обличительные слова; всё это показалось вдруг ему бессмысленным колыханием воздуха. Кто он такой, чтобы читать кому-либо нотации? Хочет колоть в себя мутную дрянь – пусть. Её дело.

– Ты так вытащила его из клиники?

– Да, – сказала Асмира.

Демьян молча принялся есть.

Потом аккуратно отложил ложку в сторону.

Посмотрел на Асмиру.

Протяжно выдохнул.

– Я тоже, – сказал он. – Тоже. Покажи, как.

– Ладно, – безразлично ответила Асмира, достала ещё один шприц, покопалась в термосе, выбрала шарик побольше, протёрла его пальцами – Он не виноват.

– А кто? – спросил Демьян.

– Он не виноват, – повторила Асмира. – Это не он. Бей лучше меня, если хочешь. Открой рот. Шире. Ещё шире.

– Психи, – сказал Демьян, и осторожно потрогал кончиком языка место укола: как у стоматолога.

Асмира взяла второй пустой шприц, уложила его рядышком с первым. Выровняла. Принялась меланхолично есть.

– Что мне делать? – спросила она.

– Понятия не имею, – сказал Демьян. – У тебя у одной проблемы, что ли? Сдай в дурку его сначала. А лучше – полиции.

– Нельзя вернуться живым из мира мёртвых, – сказала Асмира.

– Ну, ты вернулась. И я. Если ты про лабораторию.

– Нельзя вернуться живым из мира мёртвых, – повторила она. – И никого оттуда нельзя вытащить.

– Кончай гундеть, – сказал Демьян. – Всегда есть выход. Даже если ты думаешь, что его нет.

– А вход? – спросила она.

– Это такая национальная загадка? – раздражённо спросил Демьян. – Народная таджикская мудрость? У меня тоже есть. Пусть твои тревоги унесут единороги.

– Ладно, – согласилась она.

На кухню вдруг заглянул боров. Он снова был без штанов, в одной только лабораторной пижаме, и огромный тёмный дрын месмерически раскачивался у него между ног. Демьян с большим трудом отвёл от этого маятника свой взгляд.

– Есть хочу, – сказал боров. – Почему не дали ещё? Принесите еду!

И тут началось.

***

Чтобы быть сверхчеловеком, нужно совсем немного.

Не подчиняться искусственно навязываемым ограничениям.

Забыть о морали, законах, устоявшихся нормах.

Играть как бог, развлекаться как дьявол.

Или сделать инъекцию вытесненного воспоминания.

Демьян давится пловом, кашляет, клонится, задевает нечаянно тарелку, и она от легчайшего его касания отлетает в стену, звонко хрустит, осыпается.

– Что это? – спрашивает Демьян.

Асмира очень медленно открывает рот, шевелит губами, но звуки, получающиеся у неё, не похожи на речь; скорее, это гудение ветра в брошенной на пустыре трубе. Асмира показывает пальцем на свой глаз, и тягуче, замедленно моргает, потом ещё раз; всё это глупо. Неинтересно.

Демьян встаёт. Стул его опрокидывается и скользит в коридор, спинка у него надламывается.

– Стой! – говорит Асмира.

Она – прямо перед ним.

– Что это? – спрашивает Демьян. – Что это? Что это? Что это?

Он не может остановиться.

– Доктор сказал, что это называется «подстроиться». Подстройся! Моргай! Часто! Быстро!

Она берёт его лицо ладонями, приближается, и моргает; он повторяет за ней. К его удивлению, мир вокруг него словно бы разглаживается, или, быть может, развёртывается, открывая своё нутро; оно нежное и розовое, как животик у новорождённого ежа.

Становится понятно, что он теперь намного, намного быстрее, ловчее, сильнее, чем обычно, что ему нужно быть осторожным, ответственным, предусмотрительным, но к чёрту осторожность, когда лихая и бесшабашная радость заливает по самую макушку.

– Безграничные возможности, – вслух говорит что-то изнутри Демьяна. – Экстаз. Восхищение.

Будоражащая энергия, аккумулированная в этом вытесненном воспоминании, наполняет его щекочущей, пузырящейся силой; ей срочно нужно дать какой-то выход.

Он шагает из кухни, и за одно движение преодолевает три метра; стена вздымается прямо перед его лицом. Моргает. Снова двигает ногой. Отлично, этот шаг уже нормальный. Человеческий.

На самом деле, это не обычное моргание. Он словно бы часто-часто кивает головой, будто стучит клювом по рассыпанному перед ним пшену. Каким-то странным образом одно и то же кивание делает его и быстрее, и медленнее; он чувствует разницу где-то в груди, и может необъяснимым образом управлять скоростью.

– Кто я? – спрашивает Демьян.

– Ты маяк, – отвечает Асмира. – Свети! Ты зерно. Расти! Ты пламя. Гори! Ты компас. Показывай! Ты струна. Звучи! Ты пустота. Будь!