Для достижения указанной императором цели — «освобождения службы от вредной для оной чиновников»[378]
министр предлагал, чтобы в случае получения всеподданнейших жалоб, удаленных от службы по рас поряжениям начальств чиновников, Комиссия прошений до представления доклада запрашивала бы сведения с последнего места службы. Министры и главные начальники ведомств могли бы тогда сообщать Комиссии прошений те причины и обстоятельства, по которым последовало удаление чиновника, в случаях «особой тайны» такие сведения представлялись бы с высочайшего разрешения[379]. Император согласился с предложением В. Н. Панина. Канцелярская тайна и келейное рассмотрение участи «неблагонадежных» стало нормой.Инициированный комплекс очистительных мер вызвал, в свою очередь, ответную реакцию чиновной касты, умело саботировавшей любое непопулярное решение. «Гонение или улучшение чиновников дело не бесполезное»[380]
, — отмечал К. Н. Лебедев. Предлагаемые действия, по его мнению, являлись полумерами, относились к лицам, не затрагивая служебных установлений. «Так например, частное правило о непринятии на службу уволенных и бывших под судом произвело то, что нынче менее предают суду (как будто это должно зависеть от произвола) и даже в тех мерах, когда должно предавать суду»[381], — рассуждал К. Н. Лебедев. Кроме того, «не предусмотрено, что делать с этими отставными. Они без средств и должны или бедствовать, или ябедничать, или искать способов жизни в преступлениях». По его мнению, «мера сия весьма часто лишает ведомство людей специальных, которые, при хорошем надзоре, могли бы с большею пользою оставаться на своих местах, нежели новобранцы, которых ручательство часто состоит в том, что они заменили исключенных»[382].Для императора Третье отделение и корпус жандармов были трансляторами настроений сословий, источником сведений о язвах и бедах России.
14 октября 1848 г. А. Ф. Орлов сообщал В. Н. Панину: «Частным образом дошло до моего сведения, что в недавнем времени, при совершении в Полтавской гражданской палате раздельного акта имению, оставшемуся по смерти помещицы Базилевской, председатель палаты надворный советник Терещенко иначе не соглашался совершить упомянутый акт, как за 3 тыс. руб. сер., и наконец, только по убедительной просьбе наследницы означенного имения, окончил это дело за половинную сумму; что обстоятельство это не долго оставалось тайною в Полтаве и между жителями произошел сильный ропот; действия Терещенко называли разбоем, а его самого бичом Полтавской губернии»[383]
. Указание высшей полиции на общественное недовольство побудило затребовать отчет о делах полтавской палаты гражданского суда, после рассмотрения которого министр юстиции принял решение освободить Терещенко от должности «с оставлением при министерстве»[384].Еще один любопытный пример, уже из эпохи «оттепели» Александра II. Полученное в июне 1858 г. Министерством юстиции анонимное письмо послужило основанием для запроса В. Н. Панина в Третье отделение с просьбой «собрать негласным образом сведения о чиновниках ведомства […] председателе бессарабского гражданского суда коллежском асессоре Руссо, советнике того же суда надворном советнике Лоране, секретаре Крыжановском и секретаре уголовного суда Пахаловиче»[385]
. Старший чиновник Третьего отделения Ф. Ф. Кранц подготовил требуемую информацию. Удалось выяснить, что Руссо «в исполнении служебных обязанностей усерден, в решениях дел […] справедлив, далек от всяких корыстных видов и ведет себя прилично своему званию», Лоран «не столько усерден к службе, сколько деятелен к изысканию средств к получению противозаконных приношений с просителей и лиц, имеющих тяжебные дела». По мнению чиновника, удаление Лорана «могло бы иметь благоприятное нравственное влияние на других членов оного и принесло бы пользу службе». Крыжановский «чиновник очень способный и мог бы быть весьма полезен, ежели бы не был руководим корыстолюбием, он слывет там за взяточника», Пахалович «к занимаемой им должности способен, но иногда позволяет себе также пользоваться противозаконными выгодами»[386].На основании информации Третьего отделения министр юстиции принял решение об увольнении Лорана от должности «с причислением к департаменту министерства», вопрос о секретарях посчитал необходимым передать на усмотрение генерал-губернатора А. Г. Строганова. Последний, не желая в эпоху гласности ненужной огласки, «полагал бы достаточным предложить им немедленно подать просьбы об увольнении от службы по болезни и только в случае неисполнения уволить по распоряжению начальства»[387]
.