Молоденький спасатель опасливо приоткрыл дверь обеденного зала дулом своего ружья со снотворными зарядами. Он изрядно нервничал. Бешеная собака, да еще и огромная? С такой шутки плохи! Апокалиптическая картина, открывшаяся ему, подтвердила его представление об опасном чудовище, и он порадовался, что взял шприцы с дозой, рассчитанной на таких крупных млекопитающих, как взрослый носорог или бегемот. Едва завидев Бурана — внушительный силуэт на фоне дальнего окна, — он нажал на спусковой крючок. Увы, пес отскочил в сторону, и предназначенный ему шприц вонзился в правое плечо Малейссона, который тут же повалился, сочтя себя убитым. Свою движущуюся мишень спасатель поразил только с шестой попытки, перед этим последовательно усыпив сомелье, двух официантов и голубого лобстера, фламбированного в кальвадосе. Буран, получив— таки свою дозу, постоял, шатаясь, потом подошел к хозяину и лег у его ног. Через пару секунд он уже сладко похрапывал. То были мгновения абсолютного покоя. Слышалось только мирное «плюх… плюх…» английского крема, медленно стекающего с десертной тележки. Среди воцарившегося безмолвия первым обрел дар речи Жерар:
— Вы уж извините… это мой песик, Буран зовут… он вообще-то совсем безобидный.
Итоги этого незабываемого вечера были таковы:
1. Ресторан «Старая усадьба» закрылся на две недели для восстановительных работ (столярных, электромонтажных, штукатурных, отделочных и так далее, плюс уборка).
2. Четыре официанта взяли отпуск по причине «психологического шока».
3. Ресторатор Пьер-Ив Лелюк получил два укола — от бешенства и от столбняка. Всю осень он страдал легким нервным расстройством, без конца повторяя: «Нет, не сравниться мне с отцом, нет, не сравниться…»
4. Кулинарный критик Доминик Малейссон проспал глубоким сном пять дней и пять ночей. Проснулся он 1 сентября в 13 часов со словами: «Счет, будьте любезны!»
5. Пес Буран всего через восемь часов здорового сна проснулся в прекрасном настроении и направился прямиком к своей миске: он проголодался.
Когда Робер Путифар вернулся домой в эту знаменательную ночь 27 августа, свою старушку мать в ночной рубашке он обнаружил на кухне.
— Мама! Ты встала!
— Да, Робер, я тут поджидала тебя, поджидала и не могла улежать в постели. Ну, рассказывай, не томи!
Столько всего ему не терпелось поведать, что он принялся вываливать вперемешку, как это делают дети, все невероятные сцены, которые удалось ему подсмотреть с дерева. Он то забегал вперед, то возвращался к особо эффектным моментам:
— Вот клянусь тебе, мама, одна толстуха повисла на люстре! Да, а Лелюк удирал на четвереньках!
Старушка смеялась до слез. Она хлопала в ладоши, ахала, требовала подробностей:
— Нет, он что, правда на кого-то пописал?
— Не то слово, мама! Пописал — это еще мягко сказано!
Окончив свой отчет, Робер достал из холодильника бутылку шампанского, и они выпили по два бокала каждый. Потом мадам Путифар, слегка захмелев, объявила, что она проголодалась, и умяла бутерброд с толстым слоем паштета по-деревенски. Столько зараз она не съедала вот уже два с лишним года.
На следующий день Путифар несколько туманно объяснил своему кузену, как Буран оказался в «Старой усадьбе».
— Понимаешь, вырвался и удрал, — извинялся он, — мне, право, так совестно…
— Да ладно! — успокоил его Жерар. — Зато он наелся от пуза, да и мы тоже. И вообще, маленько расшевелить эту лавочку не мешало. А то там все какие-то невеселые, знаешь, сидят, уткнувшись в тарелку…
Газеты, радио, телевидение — все склоняли на разные лады «дело Бурана». Его расписывали то как страшного зверя, несомненно пораженного бешенством, то как бедного изголодавшегося песика, но все сходились на том, что подвиги этого животного сильно подпортили карьеру великого ресторатора. В «тетрадь мщения» вклеивались новые и новые газетные вырезки и фотографии.
Наконец в начале сентября Путифар счел, что хватит уже смаковать свой триумф, и перечеркнул крест-накрест фотографию Пьер-Ива Лелюка, а под ней написал большими красными буквами:
Он тяжело вздохнул. Теперь предстояло заняться следующим делом, а одна только мысль об этой истории вызывала у него почти физическую дурноту. Как забыть те два кошмарных дня в июне 1978 года, почти двадцать лет назад?
7. Самый настоящий теракт
Конец того учебного года выдался на редкость жарким. До того жарким, что дети повадились приносить в школу пластиковые бутылки, наполнять их водой из умывальников и поливать друг друга на переменах. Учителя снисходительно закрывали глаза на эти веселые водяные баталии. В самом деле, солнце так пекло, что все высыхали, едва успев намокнуть. Учителям и самим нет-нет да и доставались нечаянные брызги, но они не обижались. Путифар, почему-то поливаемый чаще всех, для виду смеялся в таких случаях, как все его коллеги, но вообще-то терпеть этого не мог.