Третья мировая война. На окраине империи

— А как ваша собственная семья? — поинтересовался генерал.

— Сын служит под Владивостоком. Ну, а его семью и своих я отправил к куму под Чернигов ещё осенью. Там им будет спокойнее.

«Предусмотрительный ты, полковник. Ещё тогда понял, что на другом берегу что-то затевается».

— Мне пора лететь. Ждите завтра с утра.

— Счастливого пути!

Полковник взял под козырёк, пожал поданную руку, совсем не по-военному повернулся и, ссутулившись, побрёл к штабу. Такой походкой, обычно, идут пожилые люди.

«А сколько ему лет?» — впервые подумал Свирский.

Вертолёт возвращался в Одессу вдоль единственной дороги, по которой в сторону города двигался автотранспорт, повозки, запряжённые лошадьми, шли люди и катили за собой тележки с поклажей. Но не было потока, который ожидал увидеть генерал. Очевидно, большинство на что-то надеялись и тянули до последнего. Он связался с Ворониным и поставил задачу ускорить эвакуацию. В случае неожиданного прорыва будет поздно, и начнётся резня.

Они приземлились прямо на дороге по соседству с кладбищем. Его уже ждали. Восемь могил и команда из сержантов, каждому из которых давно перевалило за пятьдесят, под командованием молоденького лейтенанта, только что выпущенного из училища. Действовал приказ генерала Смирнова о поголовной мобилизации в районе боёв.

Лейтенант отдал приказ, и команда выстроилась.

«Только бы не укрыло именно сейчас».

Свирский подошёл к первой могиле и остановился на минуту, отдавая последний долг погибшему. Затем к следующим. В них лежали люди, которые спасли и его, и штаб укрепрайона. Сержанты из его охраны, не сделавшие ни единого выстрела, но ценой своих жизней продлившие жизнь командующему. Два солдата-новобранца, которые расстреляли машину с террористами и погибли, но штаб мог функционировать. Офицер, случайно оказавшийся поблизости. И ещё в одной из них лежала его любимая женщина, которую он не сумел защитить. Так он обошёл все могилы и остановился у последней, возле которой виднелась одинокая фигура в чёрном. Они так и стояли молча. Каждый не верил, что всё это происходило наяву.

Он кивнул лейтенанту, и тот начал церемонию. Грохнул первый залп из карабинов, потом второй. Мать Оксаны заплакала, и он взял её под руку, чтобы она не упала. Свирский знал, как она любила дочь.

Потом они бросили вниз по горсти земли, и он повёл её к выходу. Команда стояла, ожидая дальнейших распоряжений. В это время он заметил одного из вертолётчиков, который стоял в отдалении, держа в руках знакомый пакет. Генерал вспомнил, что было внутри, и подозвал лейтенанта, который подлетел и застыл, выпучив глаза.

«Совсем ещё зелёный. Ничего! На войне быстро повзрослеет».

— Возьмите у пилота пакет и после похорон помяните погибших вместе с командой!

Генерал пошёл, не дожидаясь, пока лейтенант начнёт по-уставному повторять полученный приказ.

Машина из штаба уже ждала.

— Я подъеду часов после девяти, и мы…, — начал, было, он, когда они отъехали.

Мать Оксаны покачала головой.

— Я сегодня уезжаю. Я же прошла медподготовку и еду в госпиталь на ту сторону. Михаил Ильич сказал, что машина туда пойдёт в пять вечера.

«Какой к чёрту госпиталь на той стороне! — подумал он. — Завтра с утра поступит приказ эвакуировать все полевые госпитали на эту сторону Днестра».

Но начмед, конечно, об этом ничего не знал. Не полагалось. Он сделал для себя мысленную отметку связаться с ним и отменить её отправку. А чтобы она не собиралась, вслух сказал:

— Завтра поедете! Оставайтесь сегодня в городе!

— Нет, Виталий Сергеевич! Я не могу здесь оставаться. Мне будет легче, если я буду заниматься делом.

Они промолчали всю дорогу до дома. Она вышла из машины и, не оборачиваясь, пошла к себе, а ему ничего не оставалось, как ехать в штаб. Он военный и должен быть там, где больше всего нужен.

Генерал смотрел в окно и не замечал ничего снаружи. Теперь, когда он остался один в глубине машины, и его уже никто не видел, он по-настоящему ощутил боль утраты, и на глаза навернулись слёзы.

Следующее, что он почувствовал — резкий запах, и изображение окружающего мира опять сфокусировалось. Он почему-то лежал на сидении в машине, а над ним склонился сержант-охранник, который держал в руке кусок ваты.

— Сейчас. Полежите, и всё пройдёт!

— Что это?

Голос у него прозвучал совсем слабо.

— Нашатырь. Мне его выдал товарищ полковник медицинской службы.

«Значит — опять укрыло!»

И ещё раз подумал, что начмед — хороший офицер. На таких, как он и Воронин, армия держится. К сожалению, их мало.

Сержант и шофёр хотели помочь ему вновь сесть, но он жестом их остановил.

«Не хватает только, чтобы стали болтать, что командующий совсем плох!»

Схватившись за переднее сидение, он сел сам.

— Поехали! — прохрипел Свирский, чтобы не видели, как ему тяжело дышать.