Третья пуля

-Его застрелили?

-В голову?

-О боже, он погиб?

-Кто это мог сделать?

-Русские? Коммунисты добрались до ДФК?

-Откуда стреляли?

-Книгохранилище? Ты шутишь? Книгохранилище?

-Кто мог такое сотворить?

Никто не обратил на нас двоих внимания, так что я довёз Лона до двери, развернулся на сто восемьдесят градусов и потянул коляску сквозь дверной проём, погрузившись в солнечный свет, жару, панику, беготню и царящий пандемониум хаотичной, безмозглой суеты безумно переговаривающихся людей.

Лишь один человек двигался с заметной целью: далласский полицейский, торопившийся к зданию и почти столкнувшийся со мною в стремлении проложить себе дорогу. Видимо, он был толковым и сообразил, что если книгохранилище и было предполагаемым источником выстрелов, то и другие здания с видом на Элм следовало перекрыть для расследования. Я не знал, было ли это его собственным решением или официальным приказом.

Нас он пропустил или, возможно, оглядев с расстояния, отверг из-за состояния Лона. Что же касалось Джимми, всё ещё находящегося в здании – я был уверен, что он обхитрит и обойдёт далласского полицейского в любой из дней своей жизни.

Я с усердием дотолкал Лона к краю ступенек и погрузился в нелегкое дело его спуска в клубящуюся толпу, привлекаемую трагедией точно так же, как и тысячи тех, кто выстраивался в очередь, чтобы поглядеть на изрешеченные трупы Бонни и Клайда, стремящуюся к площади, чтобы увидеть, узнать, ощутить и вытерпеть причастность, став частью свалившегося на нашу страну бедственного дня.

Пробираться через толпу с Лоном было нелегко, так что я попытался понять, куда нам следует идти. Наконец, я решил пересечь Элм, добраться по ней до Хьюстон, оттуда до Мэйн, а по ней подниматься до тех пор, пока толпа не схлынет, после чего перебраться на параллельную Коммерс, где находился отель.

Тут левое колесо коляски застряло в чём-то на средней ступеньке. Я неуклюже нагнулся, чтобы поглядеть, в чём дело (кусок цементной замазки выкрошился из щели между каменными плитами) и вытащить колесо, откатив коляску на несколько дюймов назад, и тут боковым зрением увидел Алека.

Мне довелось быть наклонённым от него, поскольку я в тот момент дёргал и пытался высвободить треклятое колесо – видимо, поэтому он и не заметил меня. Повезло? Полагаю, да. Иная правда может быть в том, что он не узнал меня из-за ковбойской шляпы на мне и печати гнетущего рока на нём.

Его предали. На миг – всего лишь на миг! – во мне вспыхнула искра симпатии к нему. Глядя сквозь прицел и пытаясь нацелиться для третьего выстрела, он увидел то, что кроме него видел только Лон (хотя и через несколько месяцев благодаря мистеру Запрудеру это увидел весь мир). Алек своим низким, коварным умишком тут же сообразил, что его подставили и бросили. Его, должно быть, захлестнула волна невообразимой ярости, в секунду сменившаяся крайней степенью паники, пришедшейся точно вослед мыслям о том, что он опять всё прое..л, опять провалился и теперь оказался в полной заднице – а может, в нависшем крахе сверкнул момент удовлетворённого эго: наконец-то он был достаточно важным для того, чтобы его предали, а его параноидальные фантазии оказались явью! У него хватило бы мозгов на это. Каким-то образом он выбрался на улицу до того, как здание заблокировали. Идти ему теперь было некуда: план побега рухнул, он понимал, что никакой «Вагоньер» не ждал его на углу Хьюстон и Пасифик, а до того, как в книгохранилище объявят перекличку, обнаружат его отсутствие и тут же свяжут его имя с делом в ФБР, оставалось недолго. Он станет самым разыскиваемым человеком в мире.

Отчётливо видя всё это, Алек понимал, что его подставили. Ссутулившийся, мрачный и злобный, он продирался сквозь толпу с угрозой и страхом в своих мелких глазах. Кожа его была мертвенно-бледной, волосы всклокочены, щёки впали, желваки ходили так, как будто он скрежетал зубами. Несмотря на плотное сложение, руки в карманах сужали его плечи настолько, что вся фигура делалась худощавой, придавая ему вид типичного подозреваемого, бегущего от света внимания всех вокруг. Тренированный секретный оперативник ни в коем случае не явил бы миру столь типичный образ, но на него никто не обращал внимания. Алек боролся с людским потоком, хлещущим в сторону Дили, а в воздухе висели обрывки и осколки надежды, доносившиеся до меня:

-Может, обошлось? От ранений в голову всегда много крови.

-Его в госпиталь доставили за минуту, если не за секунды. Врачи сейчас чудеса творят.

-Может, по касательной ранило? Кровь брызнула, да, но большого вреда нет. На войне такое частенько бывало.

-Парень не из слабаков, так что выкарабкается, через несколько дней в футбол играть будет.

С опущенной головой, в ещё более грязной, чем обычно, одежде и в мрачнейшем настроении, Алек решительно прокладывал себе дорогу, где-то проламываясь, где-то отступая и уклоняясь, так что скоро я потерял его из виду. Где-то теперь найдёт он свою судьбу?