Третья тетрадь

– Редкая, редкая душа. И трудно ей в нынешнем-то мире, среди всеобщего разлада и раздрая. Вы меня простите, Федор Михайлович, я понимаю, после смерти Марьи Дмитриевны и Михайлы Михайлыча я, быть может, не вправе говорить вам так, но, поверьте, ей не менее тяжко, чем вам.

– Да как вы можете, Яков Петрович?! Как сравнивать?! Маша, святая душа, бессребреница, и Миша… Ведь только два месяца прошло, как умер! Мой самый близкий, самый главный помощник, соратник, ведь он настоящий поэт был в душе! Всю жизнь трудился, работал, а осталось после всего-то триста рублей – на них и похоронили. А долгу двадцать пять тысяч. А вы сравниваете! Она позволяет себе тратить чужие деньги, разъезжая по Европам, не отказывает себе ни в дорогих ботинках, ни в занятиях то английским, то испанским черт знает с кем… – Он уже не мог остановиться и говорил, говорил, не видя, как бледнеет смуглое лицо Полонского. – Она чудовищная эгоистка, не может простить, что раз отдалась, и мстит, мстит, мстит за это! Она…

Но Яков Петрович вдруг снова положил руку ему на плечо и своим тихим, каким-то прозрачным голосом начал читать:

Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано:Поверила ей, отдалась – и грустишь одиноко…О, бедная жертва неволи, страстей и обмана,Порви ты их грязную сеть и не бойся упрека!Людские упреки – фальшивая совесть людская…Не плачь, не горюй, проясни отуманенный взор твой!Ведь я не судья, не палач – хоть и знаю, что злаяМолва подписала – заочно, смеясь, – приговор твой.

Но каждый из нас разве не был страстями обманут?Но разве враги твои могут смеяться до гроба?И разве друзья твою душу терзать не устанут?Без повода к злу у людей выдыхается злоба…

Он стоял ошеломленный, не верящий своим ушам, а тихий проникновенный голос Полонского все лился в смраде фабричных труб над грязной пеной Обводного:

…И все, что в тебе было дорого, чисто и свято,Для любящих будет таким же священным казаться;И щедрое сердце твое будет так же богато —И так же ты будешь любить и, любя, улыбаться.

– Простите, ежели обидел вас, Федор Михайлович, последним стишком своим, но смолчать не смог. Да и не захотел.

С кладбища резко потянуло горящими листьями.

Санкт-Петербург, 2006–2007

Приложение 1

Соответствия старых и современных названий

Батарейная дорога – Морской пр.

Благовещенская пл. – пл. Труда.

Глазовская – ул. Константина Заслонова.

Дудергоф – ст. Можайская.

Знаменская – ул. Восстания.

Ивановская – ул. Социалистическая.

Кабинетская – ул. Правды.

Княгининская – ул. Беринга.

Лейхтенбергская – ул. Розенштейна.

Мещанская – ул. Гражданская.

Немецкий мост – Смоленский мост.

Николаевская – ул. Марата.

Николаевский мост – мост Лейтенанта Шмидта, ныне Благовещенский.

Новосивковская – ул. Ивана Черных.

Полицейский мост – Народный мост.

Роты – Красноармейские улицы.

Семеновский плац – Пионерская пл.

Симеоновская – ул. Белинского.

Скотопригонная дорога – Московский проспект.

Третья першпектива – Малый пр., В. О.

Фуражная – ул. Звенигородская.

Хлебный – Дмитровский пер.

Царицын луг – Марсово поле.

Чернышев пер. – ул. Ломоносова.

Ямская – ул. Достоевского.

Приложение 2

Сохранившиеся черновики писем А. П. Сусловой – Ф. М. Достоевскому и письма писателя

А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому

Черновик письма без даты[204]