Третья волна

Однако под этими внешними различиями имеется фундаментальное сходство. Во всех этих странах земля была основой экономики, жизни, культуры, семейной структуры и политики. В каждой из них жизнь была организована вокруг деревенского поселения. В каждой из них существовало простое разделение труда и небольшое количество четко определенных каст и классов: знать, священники, воины, рабы или крепостные. Во всех таких странах власть была авторитарной. Повсюду положение человека в жизни определялось фактом его рождения. И повсюду в этих странах экономика была децентрализованной, так что каждое сообщество производило большую часть того, в чем оно нуждалось.

Были и исключения из описанных выше правил — в истории не бывает ничего простого. Так, были коммерческие культуры, живущие за счет морских сношений[10], были и в высшей степени централизованные царства, сложившиеся вокруг гигантских ирригационных систем. Но, несмотря на эти исключения, у нас есть основания смотреть на все эти, на первый взгляд, различные цивилизации как особые варианты одного–единственного феномена — сельскохозяйственной цивилизации, цивилизации, несомой Первой волной.

Во время ее господства уже были отдельные намеки на то, что должно придти вслед за ней. Так, в Древней Греции и Риме были фактории[11], выпускавшие массовую продукцию. Бурение земли для добычи нефти производилось в 400 г. до н. э. на одном из греческих островов, в 100 г. н. э. — в Бирме[12]. Хорошо развитая бюрократия процветала в Вавилоне и Египте[13]

. Крупные городские метрополии вырастали в Азии и Южной Америке. Здесь были деньги и обмен товарами. Торговые пути пересекали пустыни, океаны и горы от Китая до Кале. Существовали корпорации и зарождались нации. А в древней Александрии был даже поразительный предшественник паровой машины[14].

И все же нигде не было ничего, что можно было хотя бы в отдаленной степени определить как индустриальную цивилизацию[15]. Эти, если можно так сказать, проблески будущего представляли собой просто диковинные случаи в истории, разбросанные там и сям, в разных местах и в разное время. Никогда они не приводились в какую–либо связную систему, да и не могли быть приведены к ней. Поэтому вплоть до 1650–1750 гг. мы можем говорить о Первой мировой волне. Несмотря на то что в сельскохозяйственной цивилизации были отдельные вкрапления примитивных культур, а также намеков на индустриальное будущее, в целом она преобладала на всей планете, и казалось, что так будет во веки веков.

Таким был мир, в котором произошел взрыв индустриальной революции, запустивший Вторую волну и породивший странную, могущественную и лихорадочно активную контрцивилизацию. Индустриализм — нечто большее, чем дымящие трубы и поточные линии. Это богатая многосторонняя социальная система, касавшаяся любого аспекта человеческой жизни и нападавшая на любое проявление прошлого, связанного с Первой волной. Она создала огромное «Willow Run» — производство за Детройтом, но она же снабдила ферму трактором, офис — пишущей машинкой, кухню — холодильником. Она создала ежедневные газеты и кинотеатры, метро и DC–3. Она подарила нам кубизм[16] и двенадцатитоновую музыку. Она принесла с собой типовые здания и металлический стул с кожаным сиденьем, сидячие забастовки, витаминные таблетки и увеличила продолжительность нашей жизни. Она сделала универсальными наручные часы и избирательные урны. Еще более важно то, что она связала все это вместе, «собрала» отдельные компоненты, как собирают машину для того, чтобы создать самую могучую, сплоченную и экспансионистскую социальную систему, равной которой мир еще не знал: цивилизацию Второй волны.

Насильственное решение

Продвижение Второй волны по различным обществам оказывало свое влияние на долгую и кровавую войну между защитниками сельскохозяйственного прошлого и приверженцами индустриального будущего. Силы, стоящие за Первой и Второй волнами, сталкивались друг с другом во всеоружии, сметая в сторону и часто уничтожая «примитивные» народы, попавшиеся на их пути.

В Америке эта коллизия началась с прибытием сюда европейцев, отдававших все свои силы созданию сельскохозяйственной цивилизации Первой волны. Сельскохозяйственный «белый» прибой неустанно двигался.

Но рядом с фермерами, непосредственно вслед за ними, двигались также и первые индустриализаторы, агенты будущей Второй волны. В Новой Англии и в среднеатлантических штатах начали возникать фабрики и города. К середине XIX в. на северо–востоке возник быстро растущий индустриальный сектор, выпускающий оружие, часы, сельскохозяйственные орудия, текстильную продукцию, швейные машины и другие товары, тогда как на остальной территории страны все еще доминировали интересы сельского хозяйства. Напряженные отношения в экономической и социальной сферах, сложившиеся между силами Первой и Второй волны, становились все более интенсивными вплоть до 1861 г., когда они перешли в вооруженное столкновение.