Третий апостол

Вроде обычная история не раз и не два такое бывало и бывает, а вот Жукова она больно ударила по сердцу. Пожалуй, Александр Николаевич больше покинутой Зои терзался случившимся. Хотел было разыскать того светоча да поговорить с ним по-мужски, только сообразил вдруг, что тем самым унизит и себя, и дочь. Впрочем, непутевый отец родившейся весной Маринки за месяц до того удрал аж на Камчатку, боясь, видимо, что такой отец, как у обманутой им Зои, в более близких краях его запросто достанет.

Но Александр Николаевич постарался забыть о самом факте существования жениха, будто родилась Маринка от святого духа, либо аист ее принес, а может быть, нашли девчонку в капусте. Теперь Жуков думал о несложившейся судьбе дочери, о том, как растить Маринку, которая занимала в его сердце все больше и больше места.

Зоя меж тем окончила курсы медсестер и стала работать в военном госпитале, перепоручив дочь заботам матери и не думая, судя по всему, о возвращении в институт. Жуков пробовал затеять с Зоей разговор об этом, но дочь без обиняков заявила, что понять ее отец никогда не сможет.

И Жуков отступился. Он перенес отцовское чувство на Маринку, но обида на Зою не проходила, саднило сердце у Александра Николаевича.

…В тот вечер опять были звонки из Москвы. Смерть Маркерта вызвала сложные переплетения, которые задевали разные сферы и так сказать «моменты». Начальство требовало срочного расследования и обнаружения преступника, будто он, Жуков, мог вынуть из кармана убийцу, как фокусник зайца из цилиндра.

Александр Николаевич позвонил домой и сказал жене, что приедет засветло, пусть не укладывает Маринку, он погуляет с нею в саду, девочке нужен свежий воздух. Заканчивая разговор, он хотел спросить дома ли Зоя, но спрашивать не стал. Если ее нет, а сегодня дочь не дежурит, то это расстроит его, но в дом Зою все равно не загонит. А если есть, значит Жуков увидит ее через четверть часа.

Зоя оказалась дома, и это обстоятельство несколько успокоило Александра Николаевича. Он и о чертовом деле с профессором-безбожником словно забыл, усадил внучку в коляску и поехал с нею в Приморский парк имени Девятого апреля.

На втором круге Жуков увидел, как по боковой аллее неторопливо, прогулочно прошли две девушки и мужчина. Навстречу им двигался парень в морской форме. Эти трое остановились перед ним, и произошел короткий разговор.

Жуков узнал в одной из девушек дочь покойного профессора, доставившего ему столько хлопот и ночных бдений над божественными книгами. Определил он и доцента Старцева, с ним уже беседовал Конобеев в присутствии Александра Николаевича. Второй девушкой была Вера Гусева, но Жуков ее не знал… Все трое шли с поминального ужина в доме Маркерта. А вот лицо моряка, четвертого в этой группе, показалось Жукову знакомым, но Александр Николаевич так и не узнал радиста Тумалевича, проходившего по делу группы валютчиков. Правда, парень был выведен из дела его же людьми, но однажды Александр Николаевич видел Тумалевича на допросе. Видел, но в памяти тогдашняя встреча не отложилась.

Доброе настроение, возникшее у Жукова от общения с внучкой, было испорчено. Встреча с этими людьми-вновь напомнила Александру Николаевичу о запутанном деле, о том, что завтра раздастся звонок Бирюкова из Москвы, и Василий Пименович ехидным голосом спросит, не нуждаются ли западноморцы в столичной помощи.

Он попытался переключиться на иные размышления, стал думать о Маринке. Александру Николаевичу пришло в голову, что вот эта Таня, что прошла сейчас мимо, скорее внучкой была, по возрасту, профессору Маркерту. Ведь когда она родилась, Борис Янович был ровесником ему, теперешнему Жукову… Ну, может быть, на пару лет помоложе. И Жуков подумал о том, как должно быть сильно любил профессор единственную дочь, если в ней, этой дочери, и в этой запоздалой любви, соединились и отцовские, и дедовские начала.

Жуков принялся раскручивать эту мысль, повертывать ее в самых различных ракурсах, потому как интуитивно почувствовал, что в мелькнувшем сейчас соображении есть нечто, требующее особой додумки. Он уловил едва осязаемый сознанием логический крючок, который должен был зацепить собою нечто. Но Жукову не хватило информационного материала. Мысль едва пробилась и тут же, неудерживаемая ничем, ушла в подсознание, ушла, чтобы не возвратиться.

Жуков не смог сопоставить собственную любовь к внучке с удвоенным чувством Маркерта к дочери, а эту любовь профессора — со смертью его жены в сорок седьмом году и странной встречей последнего с людьми Черного Юриса. Встречей, которой профессор, по официальной версии, сумел избежать… Александр Николаевич не знал еще, что на самом деле встреча состоялась, и потому не мог сделать из предыдущих логических посылок вывод: ради любви к ребенку Маркерт мог пойти на многое.

В цепи не хватало одного звена, и цепь не замкнулась.