Третий брак

Мы шли, и прямо на дороге я увидела скамейку. «Давай присядем, передохнем», – предложила я. Я понимала, что она уже должна быть трупом от такой дороги и ноши. Мы сели, и я сбросила туфли, чтобы и ноги тоже подышали. «Ах, – и я глубоко вдохнула, – какой же здесь прекрасный ветерок! Вот ведь и хорошо, дорогая кира-Экави, – говорю ей, – что они оставили хоть несколько деревьев. Но если война продлится еще хоть одну-две зимы, не то что деревьев – шишек не останется…» Пора уже, решила я, вытаскивать ее из этого давящего молчания. Если она и дальше так продолжит, то либо заболеет, либо сойдет с ума. Пусть кричит, в конце концов, пусть плачет. Кира-Экави – и чтоб не плакала! Мне это казалось крайне необычным. Но я и представить себе не могла, что мои слова вызовут такую бурю, которая на меня обрушилась. Она вдруг завизжала и завопила. Сколько слез в ней копилось все эти дни, все выплеснулись бурным потоком, как будто бы она сломала какую-то печать: «Сыночек мой! Мальчик мой! Сосны живут, мальчик мой, живут и здравствуют! И только ты у меня умер…» Я дала ей выплакаться. И когда мы поднялись, чтобы идти дальше, ее лицо уже не было мертвой маской. Она утешится, подумала я. Хочет не хочет, но забудет. Время – великий врач. Когда умер мой дорогой папа, мне казалось, что я никогда не привыкну к этой мысли, но через два-три месяца наступали мгновенья, когда мне казалось, что его вовсе никогда не было.

6

Конечно, это был совершенно неподходящий момент для приезда Поликсены и ее мужа. «Компания и домашние заботы, как прежде, ей только на пользу пойдут», – уверяла меня тетя Катинго, которая в первый раз за все время начала сочувствовать кире-Экави. «Да что ты, тетя, – не соглашалась я, – ты просто ее не знаешь. Как раз сейчас она в том психическом состоянии, когда не может не то чтобы с кем-нибудь жить, но и просто видеть людей вокруг себя, и уж тем более счастливых новобрачных». Я знала, что она даже и кошку свою не в состоянии была перенести. «Я слышу, как эта чертова кошка мяучит от голода, – жаловалась она, – и мне хочется ее придушить. Не знаешь никого, кому можно было бы ее отдать?» В конце концов она засунула ее в мешок и оставила возле какой-то двери, в пяти-шести переулках от себя. Но через несколько дней дьяволица вернулась, и у киры-Экави рука не поднялась снова ее вышвырнуть. Она думала, что кошка вернулась обратно, потому что любила ее и жалела. Как кошка понимала ее лучше людей – с этими вопросами не ко мне. Еще я поняла, что она затаила на меня обиду за то, что я не пошла тогда в тюрьму, в тот последний раз, когда они поругались с Димитрисом. Поняла – и сделала вид, что не услышала, и переменила беседу. У меня сердце сжималось при мысли, что после того, как в ее доме вечно толклось столько народа, она опустилась до жизни с какой-то драной кошкой. Не потому, что она была счастлива даже в то время, когда вокруг нее были люди. Ее жизнь всегда была чем-то вроде постоянного смерча. Но и представления киры-Экави о счастье не всегда совпадали с тем, что под этим понимает большинство людей. Может, и бывали моменты, когда и она жаждала хоть немного затишья, но если разобраться, ее счастьем как раз и был тот самый смерч.

Первое, что она заявила Поликсене, не успев даже поцеловать ее и поприветствовать зятя, было: «Твои чаяния осуществились, дочь моя, я сварила для него кутью, можешь доставать свой красный платок и плясать…» Поликсена пришла ко мне, рассказала и попросила совета, как себя вести, чтобы утихомирить мать. Ей и в самом деле было непросто. Она не то что была далека от радости и танцев, но еще и страшно мучилась от угрызений совести, бедная девочка. Я ее понимала, потому что и сама прошла через то же самое с покойным Диносом. Не раз и не два я приходила к идиотской мысли, что он умер, чтобы отомстить мне. Пока она была в Каламате, ей трудно было осознать, что Димитриса больше нет. Она убаюкивала себя мыслью, что и это тоже может оказаться одной из тех ловушек, в которые мать загоняла их столько лет. Но когда она приехала в Афины и столкнулась с реальностью, то поняла, что время обманов прошло, и это вызвало у нее нервное потрясение.