Третий дневник сновидений

Человека, который планировал свадебные торжества, звали Паскаль де Гобино. Это был ухоженный благообразный человек с чёрными волосами. Когда он говорил, зачёсанная набок прядь так часто падала ему на лоб, что мне скоро стало казаться: элегантное движение руки, поправлявшей волосы, было такой же частью отработанного стиля, как его французский акцент и очаровательная улыбка.

Эта улыбка резко отличалась от кислого движения губ, каким приветствовала меня Рыся, когда я ровно в десять утра появилась в столовой. Что было не так просто, потому как с пяти до десяти ванну безжалостно занимала Флоранс, а ей надо было завиться, накраситься и позаботиться о парфюме, так что у меня оставалось ровно пять минут, чтобы принять душ, одеться и причесаться, и моё время можно внести в Книгу рекордов Гинесса.

Все уже сидели за столом, так что мне оставался последний свободный стул, прямо напротив Рыси и рядом с Флоранс, которая, несмотря на стильный вид и огромную чашку кофе перед ней, выглядела устало, и выражение её лица могло скорей говорить о болезни желудка.

Следовало бы придумать что-нибудь получше, чем проводить утренние часы за обсуждением свадебного торжества, которое начинала Рыся.

Чтобы потом никто не жаловался, что не было возможности продвинуть свои идеи, - сказала она и потребовала присутствия всех членов семьи, даже Чарльза. (Рядом с планировщиком свадеб сегодня он показался мне ещё более лысым, да и особенно бодрым он не выглядел).

Мама и Эрнест попытались представить этот завтрак как неизбежную семейную встречу, в ходе которой можно попутно обсудить свадьбу, но слова, употреблённые Эрнестом, выдавали, что ни о «неизбежности», ни о «попутно» говорить не приходилось. Присутствие Рыси всегда заставляло его выбирать странно жёсткий, напичканный иностранными словами язык юристов.

- Мы предполагаем всего лишь конфигурировать некоторые идеи, - сказал он. - И возможно, нам удастся в данном случае консолидировать неприязненное отношение тех или иных присутствующих к празднествам вообще или к свадьбам в особенности.

Если это не значило, что он от страха готов наделать в штаны, я тоже не могла ничего сказать.

- Мы только не хотели бы розовых платьев из органзы, - сказала Мия.

Однажды, когда ей было пять лет, её заставили на свадьбе нести за невестой подол, и с тех пор она ненавидит розовую органзу.

Неприятна была нам и мать жениха, которая распоряжалась без спроса нашим временем, но этого мы Эрнесту не сказали. Мы не хотели ни ему, ни маме испортить удовольствие от этой свадьбы, как нас ни пугали Рыся, масштаб торжества и связанные с ним издержки. Маму наверняка тоже, но сегодня она ни разу не упомянула о своей любви к маленьким импровизированным вечеринкам в саду. Напротив, она сразу согласилась с Паскалем, что нет лучше места для свадебных торжеств, чем классическая английская усадьба.

Это обрадовало Паскаля, потому что как раз в последнюю неделю июля, намеченную для свадьбы, случайно оказалась доступна одна из лучших усадеб, годами закрытая. Что было таким же чудом, как и то, что сам Паскаль впезапно оказался в нашем распоряжении, Рыся не переставала это подчёркивать. Ведь и Паскаль уже несколько лет был недоступен, а многие знаменитые пары благодарили его за незабываемые торжества. Пара, которая вдруг передумала и потому освободила место для Эрнеста и мамы, была тоже знаменитой, но Паскаль, к сожалению, не захотел нам выдавать их имён.

- Я лишь говорю, что для многих лучше ещё до свадьбы понять, что они не подходят Друг к Другу, - только и сказал он, прежде чем обратился к «пресловуто-знаменитому свадебному перечню де Гобино».

Если этот пресловутый перечень и был чем-то знаменит, то больше всего запредельной скукой, это уже было ясно.

Интонация Паскаля, несмотря на очаровательную улыбку и акцент, действовала убаюкивающе, а он явно (обирался зачитать всё, что значилось в списке, лежавшем перед ним на столе, где перечислялись две тысячи разновидностей салфеток со всего мира, объяснялось, для чего нужны луковички в четырёхугольных стеклянных вазax - всё, вплоть до оптимальной высоты зачёхленных сто- ликов. Поскольку я не могла вызвать в себе никакого интереса к качеству разных конвертов, то поступила так, как делала, когда мне на уроках становилось скучно, - изображала на лице интерес и позволила мыслям свободно парить. Это не могло компенсировать недосып, но продлевало состояние глубокой расслабленности, что всё же лучше, чем ничего. И никого не сердило.

Временами до меня доходили отдельные слова, например: «препринт», «розы флорибунда», «расположение мест» и «миндальный мусс», но они без проблем становились частью моего дремотного состояния.

«Миндальный мусс», например, я могла обнаружить той ночью в веществе своего мозга, после того как Генри оставил меня одну во сне миссис Ханикатт и я, вместо того чтобы проснуться, рискнула ещё раз выйти в коридор. И если меня прежде пугала заглатывающая темнота, теперь появилось нечто-то, пугавшее меня ещё больше, - весенние каникулы.