Третий дубль (из сборника "Белая дурь")

– И про них слышал. Доводилось, – усмехнулся Панин и хотел спросить, откуда у Инны такие сведения, но теперь уже Тамара с воинственным видом захлопала перед ними в ладоши.

– Тамара, у нас серьезный разговор, – сказал Панин. – Через пять минут…

– Никаких пяти минут! Правила игры надо соблюдать!

– Не отвяжется, – совсем тихо произнесла Инна. – Вы меня на телевидении разыщите. Инна Ивановна Печатникова. У Мишеля есть все мои координаты. А сейчас мне пора…

Она подняла свою крошечную ладошку: – Чао!

– И что за серьезные разговоры могут быть с Инной Печатниковой? – спросила Тамара, прижимаясь к Панину чуточку ближе, чем требовалось в танце. – Признавайтесь.

– Это допрос?

– С пристрастием! А может быть, вы с нею давно знакомы?

– Инна рассказывала мне про Леню Орешникова.

– Что она может о нем рассказать? Этот анфан тэрибль замечает во время съемок только режиссера и музыкантов. А директор картины, администратор…

«Что они, сговорились устроить мне проверку? – подумал Панин. – Один выясняет мои познания в музыке, другой – отношение к демократии. Теперь эта экзальтированная дамочка решила проверить, силен ли я во французском».

– Этот, как вы сказали, Фанфан-Тюльпан хороший певец, по-моему. И вдруг пропал. Инночка его очень жалеет.

– Найдется. У Лени Орешникова есть такое хобби: внезапно исчезать и внезапно появляться. А это вы хорошо придумали: Фанфан-Тюльпан!

– Я придумал? – Наверное, капитан перестарался, и Тамара поняла, что ее разыгрывают.

– Ладно-ладно! Не придуривайтесь. У меня есть предложение – кофе пойдем пить ко мне. Это совсем недалеко, на Второй Советской.

– А как же?.. – Панин обвел глазами гостей.

– По-английски, гражданин следователь. А к тому же я женщина свободная.

Уход по-английски не получился. Тамара, прежде чем удалиться, пошепталась с хозяйкой, а Панина засек Валентин Никонов:

– Мегрэ, уж не к Тамаре ли ты отправился пить кофе?

Осведомленность друга покоробила капитана, и он буркнул:

– А тебе завидно?

В подъезде было темно. Лишь слабый отсвет белой ночи с трудом пробивался через пыльное стекло над дверью. Панин заметил легкую тень, прижавшуюся к стене. Тамара подстерегала его, и, когда он, сделав вид, что ни о чем не подозревает, проходил мимо, прошептала сдавленным голосом:

– Руки вверх!

А потом, прижавшись к Панину, долго целовала его, обхватив руками за шею. Губы у нее были удивительно мягкие и нежные. Панин вспомнил слова Валентина, но внутренне отмахнулся от них, как от пустых и ничего не значащих.

Они шли по тихим светлым улицам не спеша, так, как ходят люди, уверенные в том, что в конце пути их ждет непременная награда.

– Вот и пришли, – сказала Тамара. – Теперь поступаем так: сначала иду я, поднимаюсь на лифте на шестой этаж. Оставляю дверь квартиры открытой. Номер сорок. Через пять минут поднимаетесь вы. А то у нас в подъезде сидит старушка дежурная. Может, спит, а может, и нет… Очень любознательная. – И, не дав Панину опомниться, она поцеловала его и быстро вошла в подъезд.

– «Я женщина свободная…» – прошептал, скисая, капитан. Но в воздухе еще витал аромат ее духов, и Панин, подождав несколько минут, вошел в подъезд. Комнатка дежурной была закрыта, а сама дежурная, наверное, сладко спала. Александр вызвал лифт. Старинная кабина ползла медленно, гулко отщелкивая этажи.

У сороковой квартиры он на секунду задержался, стараясь унять волнение, и толкнул дверь. Дверь не поддалась. «Что за черт? – подумал Панин. Захлопнулась случайно?» Он позвонил и прислушался: за дверью ничего не шелохнулось. Он позвонил еще раз – с таким же успехом. Панина взяло сомнение: а хорошо ли он расслышал номер квартиры? Может быть, сорок вторая или сорок первая? Ступая осторожно, капитан подошел к сорок первой и легонько толкнул дверь. Никакого эффекта. Разочарование ожидало Панина и в сорок второй квартире. «Хорошо вас провели, Александр Сергеевич! – усмехнулся капитан. – Как школьника».

Когда он спустился на лифте на первый этаж, дежурная словно поджидала его.

– Вы к кому ехали, молодой человек? – строго спросила она Панина. Она была еще совсем нестарая и своей повадкой и обличьем напоминала учительницу начальных классов.

– Не «к кому?», а «от кого?». Так будет правильней, – стараясь выглядеть беззаботным, сказал капитан. – А «от кого» большой секрет.

Дежурная промолчала. Но всем своим видом выразила Панину крайнее неодобрение. А лукавая Тамара даже носа не высунула из своей квартиры. «Неужели простояла за дверью, прислушиваясь к тому, что творится на лестнице? – подумал капитан. – Или легла спать?»

При мысли о постели, о легком аромате Тамариных духов Панин почти физически почувствовал острое сожаление. Словно дыхание перехватило. Но только на одно мгновение.

4