Третий глаз Шивы

– Можно потом, – остановил ее Люсин. – Вас я тоже хочу просить о таком же одолжении, – обратился он к Чарской. – Они мне нужны в интересах следствия. Все будет возвращено в целости и сохранности.

– Своего я ничего не дам, – отрезала Чарская. – Если для дела надо, у Людмилы Викторовны возьмете. Ее камни прежде моих лечены были. Так что нечего…

– Но вы, помнится, говорили, что Аркадий Викторович не только излечил ваши драгоценности, но даже цвет их изменил? В частности, окрасил в голубой оттенок большой бесцветный топаз.

– Ничего такого я не говорила и сказать не могла!

– А вот Лев Минеевич… – начал было Люсин, проклиная в душе прижимистую старуху. – Он мне рассказывал…

– Не знаю, что вам рассказывал этот болтун и фантазер, – решительно оборвала его Чарская, – только не видать вам моих самоцветов как своих ушей! А Льва Минеевича вашего я больше к себе и на порог не пущу.

– Хорошо, – вынужден был согласиться Люсин. – Пусть будет по-вашему. Но хоть одним глазком дайте взглянуть на ваши раритеты! Объяснить, что сделал с ними Аркадий Викторович, вы можете?

– Знаю я вас, быстры больно! – не желала идти на компромисс старуха.

– Но, Верочка, – вмешалась Людмила Викторовна, – если интересы следствия требуют, то отчего не пойти навстречу Владимиру Константиновичу?

– Глупости все это! – буркнула Чарская. С одной стороны, ей было неудобно перед подругой, с другой – она вовсе не желала связываться с милицией, тем более в таком деликатном деле. И она стала плести откровенную галиматью: – Думаете, мне жалко? Или я за камни боюсь? Нет, нет и еще раз нет. – Она даже притопнула. – Только вспомните, что Аркашенька наш говорил… – Она шмыгнула носом и жалобно заморгала, но глаза ее остались сухими. – Камни-то, они живые! Во как. И жизнь дающие! Чужой их и сглазить может, испортить навек. Как же я на такое пойду? На убиение жизни, на поругание тайны? – И чтобы перевести разговор на другое, осведомилась: – А мне можно будет с вами поехать на опознание?

– Полагаю, что присутствия Людмилы Викторовны вполне достаточно, – ответил Люсин и, повернув замок, открыл дверь.

– Я ее одну не оставлю! – Чарская кокетливо сложила губы бантиком. – Вдруг помощь какую оказать потребуется? Подбодрить?

– Боюсь, что это невозможно. – Люсин мстительно улыбнулся: – Положитесь на нас, Вера Фабиановна, мы доставим Людмилу Викторовну туда и обратно.

Ковская защелкнула сумочку и собралась было уходить, но игривый котенок дал волю охотничьему инстинкту и, выскочив из-под шкафа с минералами, цапнул ее за ногу.

– Чулки!.. – всплеснула руками Ковская. – Откуда здесь кошка?! – Она была неприятно изумлена.

– Я купила вам в подарок мальчика-сиамца, – сказала с легким укором Вера Фабиановна, не спуская с котеночка глаз. Предугадав его очередной маневр, она вдруг отчаянно завопила: – Закройте же дверь, ради бога! Убежит!

Люсин покорно исполнил приказание и, переминаясь с ноги на ногу, от нетерпения прислонился к косяку.

– Значит, это сюрприз? – без особой радости заключила Людмила Викторовна. – А что он кушает?

– Мясо, – подсказал Люсин.

– Для начала ему лучше дать немного молока, – авторитетно заявила Вера Фабиановна. – Только кипяченого, чтобы не заболел животик.

– Извините меня, Владимир Константинович. – На лице Ковской мелькнула вымученная улыбка. – Мы не могли бы чуть-чуть задержаться? Всего на десять минут. Я только вскипячу немного молока. Нужно же хоть накормить бедное существо.

– Я понимаю. – Люсин украдкой глянул на часы. – Буду ждать вас в машине.

– Зачем же? – запротестовала Ковская. – Нет, нет, так нельзя, вы же не шофер. Не угодно ли пройти в гостиную или в кабинет? Вы, кажется, в прошлый раз не успели там все осмотреть?

– Не беспокойтесь, Людмила Викторовна, я найду себе занятие. – Он отошел от двери и остановился у книжных полок, занимавших всю стену длинного коридора. – Здесь столько интересного…

Книг было много. И действительно интересных. Скользя взглядом вдоль разноцветных корешков, Люсин порой отодвигал стекло и брал с полки заинтересовавшую его книгу, бегло пролистывал ее и ставил на место. Порой внимание привлекали окантованные миниатюры, изображавшие неведомых богов, скорее всего индийских. Не слишком разбираясь в сложном пантеоне, он делил их, для себя разумеется, на будд и на шив. Всех, кто, сидя на лотосе, улыбался отрешенной застывшей улыбкой, он относил к благостным буддам, многоруких же демонов почитал за воплощение великого разрушителя, олицетворяющего творческое начало Вселенной. Как ни странно, иногда он даже не ошибался. Перевернув одну такую миниатюру, выдержанную в синих тонах, он прочел на обороте: «Махакала. Непал, XVIII век (Охранительное божество. Согласно индуистской традиции, шиваитская форма, символизирующая всепожирающее время. 8,5 x 6,5 см)».

«Точно, Шива! – удовлетворенно подумал Люсин, разглядывая грозное шестирукое божество. – На слоне пляшет…»