Третий глаз Шивы

– Как? – Фома Андреевич озадаченно поднял брови и даже ладонь к уху приставил, словно хотел получше расслышать. – Эка вы его! – Он усмехнулся и удовлетворенно кивнул. – Интриган там он или нет, неважно. Главное, что все в один голос твердят, будто Берендер встал на вашу защиту. Вы что, работу ему показывали?

– Никогда в жизни!

– Откуда же он прознал?

– Ума не приложу. – Сударевский развел руками. – А это верно?

– Похоже на то. – Фома Андреевич заметно оттаял. – Но вы ему ничего не посылали?

– Абсолютно.

– Странно. – Директор задумался. – Кто же ему тогда напел?

– А что вообще случилось, Фома Андреевич?

– Значит, вы на самом деле ничего не знаете?

– Да откуда мне знать? Я только то и делал, что занимался подготовкой к конгрессу! Куча же дел, Фома Андреевич! А тут еще милиционер этот… Ну, вы знаете, который Ковским занимался… Покоя не дает. Все чего-то ищет, вынюхивает…

– Дело в том, что Берендер поднял шум. Он повсюду превозносит вашу работу и требует, чтобы ее передали химикам. Надеюсь, вы понимаете, какой может получиться скандал? Не хватает нам восстановить против себя еще одно отделение!

– Я к этому совершенно непричастен. Берендеру своей работы не давал и не просил его вмешиваться. Могу подтвердить это когда и где угодно, хоть устно, хоть письменно.

– Я бы посоветовал вам написать в комитет письмо. – Фома Андреевич сменил гнев на милость. – Это бы окончательно положило конец всяческим кривотолкам. Я уж не говорю о том, что избавило бы нас от непрошеных благодетелей.

– Хоть сейчас, Фома Андреевич! – с готовностью откликнулся Сударевский. – Какое письмо?

– Словом, вы, такой-то и такой-то, – директор явно успел заранее обдумать текст, – просите вернуть вам все материалы открытия для доработки.

– Чего вдруг? – спросил Сударевский, входя во вкус игры. – Бились-бились, а тут, когда вмешались такие силы, взяли и затрубили отбой. Не покажется ли это странным?

– Не покажется. Поверьте, все будут только рады закрыть это кляузное дело.

– Кляузное с чьей стороны?

– Мне казалось, мы понимаем друг друга, – многозначительно нахмурился Фома Андреевич.

– Несомненно! – поторопился успокоить его Сударевский. – Просто я хочу получше уяснить себе, как должно выглядеть мое письмо.

Беседа и впрямь принимала забавный характер. Она доставляла Сударевскому ранее недоступное наслаждение. «Как жаль, – думал он, – что этот боров так ничего и не поймет. Но что с него возьмешь? На то он и Дубовец!»

– Вы напишите, Марк Модестович, – в голосе Фомы Андреевича Сударевский уловил непривычные бархатные нотки, – что хотите пересмотреть свои выводы в свете, так сказать, новых данных. Верно? Вы же действительно продолжаете работать?

– Само собой.

– А раз так, то, получив новые результаты, вы хотите подвергнуть пересмотру всю свою концепцию. Это вполне естественно для всякого честного исследователя, уверяю вас. Ну как?

– Вполне. – Сударевский даже руку к груди прижал. – Никто и не пикнет.

– Постепенно все забудется, успокоится, вы защитите диссертацию, а там посмотрим… Чем черт не шутит? Может, и вернемся тогда к вашему открытию, на новом витке спирали. На ином… как бы это поточнее сказать… качественном уровне.

– Лично я уже поставил на этом крест, – сказал Сударевский и вдруг почувствовал, что ему наскучила эта двусмысленная игра. Пора было кончать. Впереди предстояли нелегкие испытания. Так стоило ли попусту расходовать силы?

– Не зарекайтесь, – покровительственно кивнул Фома Андреевич. – Ситуация меняется, и мы, я уверен, возвратимся к вашей работе. На иной основе, разумеется… Все-таки у вашего метода есть будущее. Недаром Берендер так раскричался. Что-что, а чутье у него не ослабло. Если он говорит, что овчинка стоит выделки, то будьте уверены, работа действительно имеет большое научное и практическое значение… Поверьте мне, что я не стал бы с вами говорить так, если бы не был уверен в конечной победе истины. Это только в фельетонах можно прочесть о всяческих противниках научного прогресса, зажимщиках передового опыта и ретроградах. Вы умный человек и понимаете, что в жизни все значительно сложнее. На каком-то этапе приходится и отступать, из тактических соображений отказываться даже от собственного детища. Но в исторической перспективе истина всегда пробивает себе дорогу. Можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь.

– Теперь, когда претендовать на установление новой, объективно существующей в природе закономерности можете вы один… – Фома Андреевич выдержал необходимую паузу и, убедившись, что собеседник правильно его понял, продолжал: – Следует быть вдвойне осторожным. Пусть у товарищей, которых Ковский так неразумно против себя восстановил, сформируется о вас новое мнение. Как говорится, о мертвых либо хорошо, либо ничего… Одним словом, я уверен, что скромный молодой исследователь, который нашел в себе силы и мужество преодолеть давление авторитета и собственные, можно сказать, заблуждения, встретит совершенно иной прием. Вы меня, надеюсь, поняли?

– Не совсем, Фома Андреевич. – Сударевскому хотелось, чтобы директор высказался более определенно. – Извините.