Третий глаз Шивы

– Именно это меня больше всего и поразило, когда ты рассказывал там. – Люсин мотнул головой в сторону желтого дома под оцинкованной крышей, на которую уже падал сухой березовый лист. – Когда показал нам, где нашел волос. Ведь такое место защищено подбородком. – Он резко нагнул голову. – Видишь? Как мог попасть туда волос, когда Ковский уже лежал на ковре и его голова была запрокинута? То есть когда он был уже мертв, а убийца зачем-то наклонился над ним?

– А может, когда поднимал с пола мертвое тело? – предложил свой вариант Крелин. – Он выпрямился, прижимая к себе труп, и голова его оказалась на уровне выреза?

– Возможно и такое, хотя даже хладнокровные убийцы стараются по возможности избегать подобных объятий. С одной стороны, не слишком приятно, с другой – можно оставить следы… Этот волос уже поведал о многом. Даже если аналитики ничего больше не скажут, свою роль он сыграл.

– Пожалуй, ты прав. – Крелин прижал к больной щеке сложенную лодочкой руку и, пытаясь согреть зуб, стал вдувать в нее воздух. – Пожалуй, ты прав, – повторил он, когда понял всю тщету своих попыток утишить боль. – Но если мы все же найдем этого субчика, ему очень даже не легко будет доказать свою невиновность.

– Это, братец мой, меня меньше всего волнует. Я больше забочусь об обратном: как мне доказать его виновность.

– Как-нибудь. – Крелин попробовал закусить щеку. – За то тебе деньги платят. А если тут не яд, а снотворное?

– Хуже, конечно, – нахмурился Люсин, хотя успел обдумать и такой вариант. – Меньше шансов обнаружить?

– Смотря какая доза. – Крелин увлекся и на минуту забыл про боль. – Если они его как следует накачали, экспертиза это установит.

– А если не как следует? Если просто усыпили?

– Чтобы потом утопить в озере?

– Разве такое невозможно, Яша?

– Возможно, конечно… Но везти спящего человека на край света, каждую минуту рискуя, что он проснется и закричит? Ты в это веришь?

– Слабо.

– Вот и я слабо. Но даже в этом сомнительном случае мы сумеем докопаться до истины.

– Каким образом?

– Как бы там ни было, но теперь он мертв.

– Вот ты о чем! – догадался Люсин.

– Да, – сказал Крелин. – Если не отравлен, то утоплен.

– Ну да, – кивнул Люсин. – Тогда будут микроскопические водоросли в легких, ил.

– Совершенно верно. – Крелин поморщился и вновь схватился за щеку. – Живой человек сначала захлебывается, а потом уже тонет.

– Почти афоризм.

– Черный юмор… Как съездил в институт?

– Можно сказать, успешно. О чем-то конкретном говорить, пожалуй, рановато, но перспективка намечается… Я взял алфавитную книжку, в которой около тысячи телефонов и адресов. Насколько я мог понять, это большей частью ученая братия, так или иначе связанная с лабораторией Ковского. Есть, конечно, и магазины, и стол заказов гастронома по улице Горького, и даже Институт красоты.

– Лаборанточки, – уверенно сказал Крелин.

– Да, сугубо дамская сфера интересов. Надо будет все это хорошенько просеять, отделить, так сказать, злаки от плевелов.

– Мы инфернальные мужики. Нас интересуют только плевелы.

– Вот именно! Но главного я тебе еще не сказал. – Люсин на минуту замолк. – В книжке не хватает страницы на букву «М».

– Хочешь попытаться прочитать оставшиеся вмятины? – быстро спросил Крелин.

– Боюсь, что ничего не получится. Книжка старая, исписанная, след накладывается на след. Я другое сделал. Я выписал из журнала выдачи пропусков все фамилии на «М».

– Это имеет смысл лишь в том случае, если записанные на вырванном листке граждане посещали институт. – Крелин, несмотря на зуб, по-прежнему схватывал на лету. – Но куда больше шансов, что работники лаборатории ходили к ним сами. В стол заказов, к маникюрше-педикюрше, к тете Маше за билетом в «Современник».

– Резонно, – согласился Люсин. – А что делать? Приходится хвататься за соломинку. Если сможешь, попробуй прочитать след в инфракрасных лучах, ультрафиолете или в чем там у вас положено. Буду только рад.

– Что тебе дали пропуска?

– Очень немного. Под интересующим нас литером значатся только четыре фамилии: Милешина, Мандрашкин, Мухоморер и Мирзоев. Милешина, младший научный сотрудник из Ленинграда, и Мандрашкин, слушатель Академии общественных наук, отпали сразу, а Мухоморер, несмотря на грозную фамилию, оказался старичком, который вот уже пятнадцать лет пишет монографию об уральских самоцветах.

– Когда ты успел все выяснить?

– Перевел по рации Шуляку, а он тут же навел справки.

– И про Мухоморера, который пишет книгу? – недоверчиво прищурился Крелин. – Кому ты это говоришь, кролик?

– Про Мухоморера мне рассказали в институте, – сдерживая улыбку, потупился Люсин. – Он отрабатывал там свои пенсионные два месяца. Зато Мирзоев Мир-Джафар Мирзоевич оказался, если верить Шуляку, фигурой прелюбопытной. В далеком прошлом басмач и мулла, он ныне успешно трудится на ниве антирелигиозной пропаганды.

– Что ему нужно было в НИИСКе?

– Ты слишком многого от меня хочешь, Яша. Не все сразу. Москва не в один день строилась. Выясним.

– Выясним, конечно. Только не тот он человек, который нам нужен. Не тот.