Третий источник

– Слуга художника, – говорит Ханк, и внезапная трезвость мыслей пугает его. – Ты никогда не рисовал, араб! Ты видел лишь, как рисует твой хозяин!

Ханк смотрит, как огонь подбирается к дрожащим пальцам слуги. Сине-желтое пламя, которое грозит превратить двух человек в горящие факелы. Еще мгновение… От грохнувших выстрелов закладывает уши. Ветер и капли дождя врываются в разбитое окно.

– Потухла, – глупо говорит араб, разглядывая черный уголек спички. – Просто взяла и потухла.

– Нет, – капризничает Фибл. – Так нечестно. Я уже настроилась посмотреть огненное шоу.

* * *

Тиен Уиснер стоит возле заполненной лилово-розовой жидкостью камеры и смотрит на свое собственное тело. Настоящее тело, изъеденное болезнью.

– Знаешь, – говорит он Инесс, – мне всегда хотелось проверить, действительно ли в нем не осталось разума. Действительно ли та личность, которая была передана в здоровое тело, это я. Понимаешь? Я, а не жалкая копия. Что если когда я открою камеру и выведу эту оболочку из стазиса, то увижу в глазах прежнего Тиена разум себя прежнего?

– Не знаю. – Инесс прижимает ладонь к холодной глади стекла. – Боюсь, есть лишь один способ получить ответ на этот вопрос. – Она оборачивается и смотрит ему в глаза. – А что стало с остальными телами, которые принадлежали тебе?

– Умерли. Умерли в тот момент, как только я получал новое.

– И ты боишься, что каждый раз умирал вместе с ними?

– Ромула боялась, – глаза Тиена добреют, но лицо вздрагивает в болезненных гримасах. – Когда мы сделали первого двойника. Кажется, это была жена одного доктора, сейчас не помню даже, как ее звали. Моя сестра решила, что со мной могло произойти то же самое.

– Тело без разума?

– Тело с другим разумом. Чужим. Я объяснял ей, что со мной все было иначе, но эта мысль не отпускала ее до самой смерти.

– Может быть, так она пыталась оправдать начавшуюся между вами связь?

– Не знаю, но она всеми силами пыталась уговорить меня отказаться от этой планеты. Уничтожить все следы нашего пребывания и забыть обо всем, что здесь было.

– И о вас?

– И о нас тоже.

– Но ты не согласился.

– Нет, – тяжелый вздох Тиена нарушает тишину. – Даже после ее смерти я пытался сохранить ей жизнь. Перенести ее личность в двойника. Неважно какого. Я готов был любить ее в любом обличии, но она отказалась. Уничтожила старую лабораторию вместе с собой и поклялась, что если я снова попытаюсь оживить ее, то она, не задумываясь, повторит то, что сделала.

– И ты отпустил ее? – спрашивает Инесс, хотя ответ и так ясен.

– Нет, – качает головой Тиен. – Ее сознание, ее личность, они остались в системе. Я надеялся, что когда-нибудь она передумает. Надеялся, что ей просто нужно время. – Он снова смотрит на свое худое тело в камере. – Но когда я оживил ее в последний раз, это была уже не Ромула. Планета изменила ее. Изменила даже имя. Осталось лишь что-то далекое, какая-то крупица человека, которого я любил. Но не больше.

* * *

Чарутти кричит и падает на колени. Он закрывает глаза и затыкает руками уши, пытаясь избавиться от образов. Он слышит десятками ушей. Видит десятками глаз. Его двойники, те, что разошлись в поисках тайны, сохранили связь со своим оригиналом и теперь разрывают его сознание сотнями видений. Они проникли в горы и увидели лабораторию. Проникли в Хорнадо-дел-Муэрто и увидели толпы уродцев, застывших под сверкающим кораблем, уносящим их родителей. Проникли в прошлое, в историю семьи Уиснер. Узнали о болезни Тиена, узнали о его сестре, узнали, как появился отель «Амелес», его истинную причину создания. Увидели старика Уиснера и Инесс Гувер. Увидели пустые камеры, камеры с двойниками и камеру с блудницей. Заглянули в ее мысли. Нырнули во тьму. В странный мир, который жил отдельно от привычного мира. Мир мысли. Мир воспоминаний. Мир тысяч скопированных планетой личностей. Увидели чудный город, погруженный в хаос и мрак. Прошли по его дорогам, вымощенным белым камнем. Отыскали дом Метане и колодец скорби. Проскользнули незамеченными мимо тысячи змей, избежали острых звериных когтей, обжигающих языков пламени. В самое сердце, в самый центр тайны. К золотоволосой женщине с темными, как ночь, глазами. К женщине, которая держит за руку ребенка по имени Кип. Того самого ребенка, чей отец сейчас летит в лабораторию в компании Стефана и его братьев и сестер. В компании Зои, Солидо и Мидлея, которые разбудили добровольцев, позволив Метане погрузить планету Мнемоз в хаос и мрак. И время останавливается. Бой гладиатора и зверей. Картина моря, которую рисует художник. Даже крик Кипа. Лишь Метане и Чарутти остаются вне поля этого всеподчиняющего воздействия.

– Посмотри на меня! – требует она.

– Ты зло! – шепчет Чарутти, вглядываясь в ее черные, как ночь, глаза.

– Ты знаешь, что это не так. Знаешь, кто я. Знаешь все тайны.

– Я не хочу!

– Ты должен!

Ветер касается золотых волос. Время снова начинает подчинять себе мир.