Третий король

— Я с вами, — прошептал профессор. — Мало ли что может быть у него в карманах. Вдруг я окажусь вам полезным? Это мой долг...

Он замолчал.

...Катажина аккуратно, словно боясь потревожить мертвого, подняла покрывало. Материя зацепилась за оперенный конец стрелы, торчавшей из груди Янаса. Закусив губу, Катажина высвободила ткань и глубоко вздохнула. Мужчины стояли, наблюдая, как она быстро и внимательно обыскивает карманы убитого.

Носовой платок... маленький дешевый ножичек с отделкой из искусственного перламутра... цепочка с ключами...

Вечорек наклонился. Цепочка была продета под брючным ремнем.

— Это они? — глухо спросила Катажина, посмотрев на профессора.

— Да, они.

Она прикрыла тело скатертью, встала с колен и протянула ключи капитану. Один из них длинный, со странной, очень сложной бородкой. Другой обычный, с тремя, разной величины, засечками.

— «Шлюсслегер и Краус», старая добрая немецкая фирма, — сказал Вечорек, пряча ключи в карман. — Ясно, что хранитель вышел, предполагая тотчас же вернуться. Он забрал из сейфа копию и хотел как можно скорее положить на ее место оригинал. Но в библиотеке его подстерегала смерть, и вернуться ему не пришлось. Сейф остался открытым, а ключи не тронуты. Убийцу совершенно не интересовало содержание карманов пана Янаса. Его занимал только «Черный король».

— Значит, хранитель погиб спустя несколько минут после того, как вошел в библиотеку, — сказала Катажина. — Убийца не видел, как мы меняем картины. Иначе бы он знал, что мы опередили хранителя.

— Да, — кивнул Вечорек.

Гавроньский переводил глаза с одного на другую, пытаясь понять суть их разговора.

— Почему же мы не столкнулись с ним?

— Наверное, он спустился по черной лестнице и остановился у двери, ведущей из оружейной в библиотеку. И вот машина с темными фарами ждет, а сообщник «Синдиката» наблюдает через щель в двери сцену, которая может погубить все его замыслы. Хранитель входит в библиотеку, снимает картину и вешает на ее место другую, — очевидно, копию. Убийца хватается за арбалет, который как нарочно оказался у него под рукой, и стреляет. Затем забирает картину, которую принимает за оригинал, и относит в машину. Ты видела, как он крался под деревьями, а потом возвращался в замок.

— А что произошло с копией хранителя?

— Пока мы этого не знаем. Убийца, несомненно, должен был спрятать ее, чтобы не подсказать следствию мысль о подмене Риберы. Не забудь, что преступник не подозревает о присутствии в Борах полиции, как и о том, что мы осведомлены об опасности, грозящей «Третьему королю».

— Послушай, — сказала Катажина, — а ведь эта банда должна была снабдить преступника своей копией! Что если картина, которая висит тут сейчас, и есть та самая копия? Вот и пан профессор говорил, что это гениальная имитация.

Гавроньский закивал.

— Это писал не любитель, клянусь вам! В Европе наперечет художники такого уровня.

— Но кто же украл оригинал? — шепотом спросил Вечорек. — Где он, если «Синдикат» увез нашу копию? Кто опередил всех и повесил вместо оригинала этот идиотский череп? И наконец, кто звонил, чтобы, в соответствии с легендой, возвестить всем о смерти хозяина Боров?

Наступила тишина, которую вновь нарушил Вечорек.

— Жаль, пан профессор, — сказал он жестко, — что вы не помогли хранителю менять картины. Ведь это было бы вполне естественно. Вы посвятили его в суть дела, сообщили о возможной попытке похищения и о том, что мы из полиции. Когда все вышли, вы с ним остались вдвоем — только вы и он. Что было вам тогда же и заменить «Третьего короля»?

— Мы решили подождать, пока все уснут. И в первую очередь — вы двое. По понятным соображениям мне не хотелось, чтобы вы что-то заподозрили.

— Но что вам мешало остаться вместе с хранителем? Вдвоем менять картины даже сподручнее. Один сторожит, а другой занимается делом.

— Не знаю... — растерянно развел руками Гавроньский. — Ума не приложу, почему мы так не поступили. Янас был бы жив, будь я тут с ним... Если бы знать! — Он замолк и поглядел на покойного. — Я бы полжизни отдал, чтобы вернуть время на несколько часов назад.

Но это невозможно. Наверное, то, что я вам скажу, ужасно глупо, но меня тогда просто сморил сон. Здешний воздух всегда так на меня действует. А Владек все равно собирался еще поработать. Он любил работать по ночам, и я не усмотрел во всем этом ничего особенного. Замена картин мне казалась не таким сложным делом. Он же был хранителем, следовательно, мог передвигаться по музею куда бы то ни было днем и ночью, не возбуждая ничьих подозрений.

Вечорек хмыкнул.

— Звучит убедительно, пан профессор, и все же... Хотя у меня нет оснований не верить вам.

— Но все это правда! — чуть ли не с отчаянием вскричал Гавроньский.

— Конечно, — кивнул капитан. — Но вот вся ли правда?

— Не понимаю, что вы имеете в виду?