Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев

Приказ о «Фанатизации» борьбы

^{Национал-социалистская рабочая партия.}

^{Начальник партийной канцелярии}

^{Ставка фюрера,}

^{21.9.1944 г.}

Циркулярное письмо 255/44

Содержание: тотальное ведение боев.

Командующий войсками на Западе прислал мне следующую телеграмму, которую я по поручению фюрера направляю гаулейтерам для неукоснительного исполнения.

М. Борман

^{1 приложение!}

^{Список рассылки: рейхслейтеры, гаулейтеры, командиры соединений.}

^{Верно: (подпись неразборчива)}

^{Учетная карточка: вооруженные силы — боевое использование.}

^{Порядковый номер: 890.}

^{Приложение к циркулярному письму 255/44 от}

^21.9.1944

^Копия

Фюрер приказал: поскольку борьба на многих участках перекинулась на немецкую территорию и немецкие города и деревни оказались в зоне боевых действий, необходимо фанатизировать ведение нами боев. В зоне боевых действий нашу борьбу следует довести до предельного упорства, а использование каждого боеспособного человека должно достигнуть максимальной степени. Каждый бункер, каждый квартал немецкого города и каждая немецкая деревня должны превратиться в крепость, у которой противник либо истечет кровью, либо гарнизон этой крепости в рукопашном бою погибнет под ее развалинами. Речь может идти только об удержании позиций или уничтожении.

Я прошу гаулейтеров воздействовать на население в подходящей форме, чтобы оно осознало необходимость этой борьбы и ее последствия, которые коснутся каждого. Ожесточенность боев может вынудить к тому, чтобы не только пожертвовать личной собственностью, но и уничтожить ее из военных соображений или потерять в борьбе. В этой суровой борьбе за существование немецкого народа не должны щадиться даже памятники искусства и прочие культурные ценности. Ее следует вести до конца.

Я знаю, с каким безграничным самопожертвованием гаулейтеры и все подчиненные им партийные органы отдают себя на службу фюреру и отечеству.

Я прошу их содействовать мне в ведении боевых действий в указанном выше смысле…

Генерал-фельдмаршал Рундштедт

Записки офицера ставки Вермахта

…В конце марта я первый раз присутствовал на оперативном совещании. При входе в бомбоубежище[155], расположенное в саду имперской канцелярии, у меня отобрали пистолет, что очень шокировало меня. Больше того, меня подвергли обыску, корректному и вежливому, но, на мой взгляд, все же унизительному, а также просмотрели мою папку. Это была мера предосторожности, может быть, понятная после события 20 июля 1944 г., однако ясно свидетельствовавшая о том, насколько накаленной была атмосфера недоверия в окружении «фюрера». Я вряд ли в состоянии описать эту атмосферу. Дух угодничества, нервозности и фальши подавлял каждого не только морально, но и вызывал в нем физическое отвращение. И это, как мне удалось установить из разговора с другими людьми, было не только моим личным впечатлением. Ничто там не было истинным, кроме страха, страха во всех его оттенках, начиная от боязни впасть в немилость «фюрера», вызвать каким-либо необдуманным высказыванием его гнев и кончая животным страхом за свою жизнь в ожидании надвигающегося конца драмы. По привычке все еще сохранялись внешние формы, но и они с середины апреля начали исчезать.

Глубоко потрясенный, я наблюдал, как люди, принадлежавшие к высшему руководству, пытались скрыть свое состояние полной беспомощности и безысходности, рисуя в своем воображении совершенно искаженную картину действительности, картину, лживость которой была очевидна для всех присутствовавших.

Больно было видеть, с каким внешним равнодушием, с каким безразличием эти люди решали вопрос о жизни и смерти тысяч, а часто сотен тысяч людей, играли судьбой целых районов, городов, как будто это было в порядке вещей.

Военное искусство было низведено здесь до ремесла. Когда-то превосходно действовавшая машина работала теперь рывками, поршни ее сработались, зажигание отказывало, и она с грохотом и скрежетом разваливалась по частям.

Об ответственности никто не говорил. Думали ли вообще о ней?..