«Одна из причин высокого морального духа солдат заключается в том, что они осознают: все самое лучшее, что может, страна отдает им, а не гражданским лицам, находящимся дома. У них лучшая еда и одежда. Зимой в Германии могут не отапливаться жилые дома, но не казармы. Гражданские лица на своих безопасных работах могут не видеть апельсинов, кофе и свежих овощей, но войска получают их ежедневно. В прошлое Рождество солдаты отправляли домой продовольственные посылки, а не наоборот. Гитлер сказал однажды, что как бывший солдат мировой войны позаботится о том, чтобы солдаты новой армии извлекли пользу из полученного им опыта. И в этом, по крайней мере, случае он, кажется, сдержал свое обещание»[24]
.Ничего не скажешь — попал американский корреспондент пальцем в небо. В общем-то, в Германии действительно старались заботиться о солдате. И можно предположить, что «бывший солдат мировой войны» обещал совершенно искренне позаботиться о солдатах новой армии.
Но что же его так, что называется, «зациклило» на нежелании обеспечить солдат Восточного фронта подходящей зимней формой? Ведь после зимы 1941–1942 годов насущная необходимость этого стала совершенно очевидна. В чем причина такого воистину ослиного упрямства Гитлера? Может быть, все дело было в том, что в Первую мировую войну он воевал на Западном фронте? Может быть, он просто не понимал, что такое настоящий холод? Пока на собственной шкуре его не попробуешь — не поймешь?
Попробуем представить следующую ситуацию: красноармейцы в декабре 1942 или в январе 1943 года берут в плен немецкого солдата, одетого в дамскую шубку или имеющего на себе еще какой-либо предмет женского зимнего гардероба. Какой вывод могли сделать советские бойцы? Казалось бы, все абсолютно ясно: «А… с нашей бабы содрал, сейчас ответишь». И страдал немец за муфту, за каракулевое манто, которые пожертвовала в рамках «зимней помощи» какая-то щедрая фрау, а ослы-интенданты их на фронт для солдат отправили.
Поневоле вспоминается бессмертный афоризм Виктора Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
А о том, что произойдет в том случае, если советское наступление окажется успешным, адъютанту Паулюса пришлось узнать в самое ближайшее время…
Полевые мыши — саботажники степей
Успехи победоносного для Красной Армии наступления под Сталинградом, начавшегося 19 ноября 1942 года, в некоторой степени тоже были обусловлены «усилиями» немецких интендантов.
В резерве находился танковый корпус, которым командовал генерал-лейтенант Фердинанд Гейм, бывший начальник штаба Паулюса. Именно он должен был в случае необходимости прийти на помощь румынским войскам, прикрывающим фланги 6-й немецкой армии, штурмующей Сталинград.
В состав корпуса входили: немецкие 14-я и 22-я танковые дивизии, 1-я румынская танковая дивизия «Великая Румыния».
Три танковые дивизии — очень серьезная сила. Немецкая танковая дивизия примерно соответствовала советскому танковому корпусу. Немецкое командование умело весьма эффективно использовать свои танковые войска в кризисной ситуации. Но сколько-нибудь заметно повлиять на ситуацию под Сталинградом в ноябре 1942 года корпус Гейма не смог. Почему?
Понятно, что от «Великой Румынии» странно было бы ожидать высокой боеспособности. Уровень подготовки личного состава и боевой дух там был совсем не такой, как, например, в немецкой моторизованной дивизии «Великая Германия». Как говорится, труба пониже и дым пожиже. Вдобавок к этому румынские танкисты должны были воевать против Т-34 на безнадежно к тому времени устаревших чешских танках.
14-я немецкая танковая дивизия участвовала в боях в Сталинграде, где понесла чрезвычайно тяжелые потери и в технике и в личном составе. Оставалась 22-я дивизия…
А с ней произошло нечто уникальное:
«22-я танковая дивизия как резервное формирование не обеспечивалась горючим и простояла без движения так долго, что мыши соорудили себе норы внутри боевых машин. Зверьки перегрызли всю электропроводку, и танки, естественно, не могли быть немедленно отправлены в бой»[25]
, — так британский военный историк Энтони Бивор описал состояние 22-й танковой дивизии.