Инстинктивно он сразу начал подготавливать себя к этому решению, высмеивая его. Представил, что крадется по карнизу – это зрелище действительно было забавным в своей абсурдности, и он улыбнулся. Представил, как рассказывает об этом на работе – получится хорошая история, которая, как пришло ему в голову, придаст его записке особый интерес и значимость, что никогда не повредит.
Вылезти наружу и достать бумагу было несложно; это не заняло бы и двух минут. Он знал, что не обманывает себя: карниз был шириной с длину его ступни и совершенно плоский. А каждый пятый ряд кирпичей на фасаде здания – он высунулся наружу, чтобы убедиться в этом – вдавался вглубь на полдюйма, что позволяло ухватиться за него кончиками пальцев и поддерживать равновесие. Ему пришло в голову – и эта мысль окончательно убедила его, – что, если бы карниз располагался в ярде над землей, он мог бы шагать по нему бесконечно.
Повинуясь внезапному порыву, он вскочил, направился к гардеробу и достал старую твидовую куртку – снаружи будет холодно. Надел ее и застегнул на ходу, быстро шагая к открытому окну. В глубине души он понимал, что лучше поторопиться и покончить с этим, пока он не успел все хорошенько обдумать, а потому, оказавшись у окна, сразу перешел к делу.
Он перекинул ногу через подоконник и нащупал ступней карниз. Очень крепко держась за оконную раму, медленно высунул наружу голову, ощутив кожей лица, как теплый воздух внезапно сменился холодным. С бесконечной осторожностью он перенес наружу вторую ногу, сосредоточившись на том, что делает. Затем потихоньку выпрямился. Он обнаружил, что нижний край оконной рамы почти лишился сухой, ломкой штукатурки и за образовавшееся углубление между кирпичом и ровной деревянной кромкой было удобно держаться кончиками пальцев.
Без труда сохраняя равновесие, он стоял на карнизе, обдуваемый легким холодным ветерком, в одиннадцати этажах над улицей, глядя в собственную светлую квартиру, которая теперь казалась странной и совсем другой. Он аккуратно переместил руки, сначала правую, затем левую, с кромки окна на кирпичный желобок справа. Было трудно сделать первый шаркающий шаг в сторону, а потом передвинуть тело вслед за ногой, и где-то внутри встрепенулся страх, но он справился, вновь не дав себе времени подумать. Теперь, когда он прижался грудью, животом и левой стороной лица к шершавому холодному кирпичу, освещенная квартира исчезла, и снаружи оказалось намного темнее, чем он рассчитывал.
Не задерживаясь, он двинулся дальше – правая нога, левая нога, правая нога, левая нога, – шурша подошвами по грубому камню, не отрывая от него ступней, скользя пальцами по краю кирпичей. Он шагал, приподняв пятки: карниз оказался у́же, чем он думал. Но, немного наклонившись к стене и прижавшись к ней, он сохранял равновесие уверенно и легко, и перемещаться по карнизу оказалось совсем несложно. Он слышал, как пуговицы куртки царапают кирпич, чувствовал, как они цепляются за каждый замазанный шов. Он не позволял себе посмотреть вниз, хотя это желание не покидало его; и не позволял себе думать.
Механически – правая нога, левая нога, снова и снова – он боком полз по карнизу, глядя, как неуклонно приближается перпендикулярная стена…
Потом он достиг ее и на углу – он заранее решил, как возьмет бумагу, – поднял правую ногу и осторожно поставил на карниз, тянувшийся вдоль стены под прямым углом к карнизу, на котором осталась его левая нога. Теперь он стоял лицом к зданию в углу, образованном двумя стенами, ногой на карнизе каждой, держась руками за желобки на уровне плеч. Прижавшись лбом к холодным кирпичам, образовывавшим угол, он осторожно опустил сначала одну руку, затем другую на фут ниже, к следующему желобку.
Очень медленно, скользя головой по кирпичному углу и сгибая колени, он приблизил тело к листу, лежавшему между его ногами. Снова передвинул руки на фут ниже и еще сильнее согнул колени, напрягая бедренные мышцы, стукаясь лбом о кирпичную букву «V». Потом, наполовину сидя на корточках, он опустил левую руку к следующему углублению, а правой потянулся к бумаге.
Он не смог до нее достать. Его колени прижимались к стене – он не мог согнуть их дальше. Однако мог наклонить голову еще на дюйм, прижавшись к кирпичам макушкой. Его левое плечо опустилось, пальцы ухватили бумагу за угол, вытаскивая ее.
В это мгновение он увидел вывеску «Театра Лова» в нескольких кварталах отсюда, за Пятидесятой улицей; увидел мили светофоров, исключительно зеленых; автомобильные огни и уличные фонари; бесчисленные неоновые вывески и крошечных движущихся людей. И его охватил нестерпимый ужас. На секунду он увидел себя со стороны – согнувшегося почти вдвое, балансирующего на узком карнизе, свесив половину тела над далекой улицей, – и его начала сотрясать дрожь, паника хлынула в мысли и мускулы, кровь отлила от кожи.