Третий выстрел

Но с каждым рассказом она меня все больше поражает. Если это, конечно, не фантазии. Вот, оказывается, какой была Михаль, мать Томера. Трудно представить весьма раздобревшую 66-летнюю женщину тоненькой боевой девчушкой, которая не ходила, а летала, училась стрелять и готовилась к тяжелым испытаниям. Ну так и во мне сегодняшней несколько трудно узнать разбитную девицу с бас-гитарой наперевес и с косяком в кармане.

После похода в МВД и неприятного разговора с Игалем, век бы его не видать, да вот только нужен он мне пока, понеслась моя размеренная жизнь какой-то буйной иноходью, спотыкаясь и дергаясь. Каждую неделю встречаюсь с другом сердечным Лехой, уговаривая себя, что это только для здоровья, и очень боясь привязаться. А привязаться к нему легко: парень он добрый, заботливый, так что есть немалая опасность, да и девушка я привязчивая. Вот только этого совсем не надо. Ни к чему. Весело потрахаемся, пока я не свалю из Израиля, с благодарностью за все хорошее, и мило попрощаемся с тобой, Леха. Поверь, так будет лучше для всех. А для тебя — особенно.

Еще большая опасность — что не я, а он ко мне привяжется, потому что, чувствую, весьма сей мужчина ко мне неравнодушен. Жалко, если я ему сделаю больно. Я ж не садистка. Хотя, если вдуматься, все мы, бабы, в душе садистки, хлебом не корми, дай сделать больно тому, кто тебя любит. А с другой стороны, благодарно принимаем боль от тех, кого любим. Тут тебе и садо, и мазо, и все, что хочешь. Такая уж наша бабская планида.

Мы с Лехой, кстати, в Иерусалим съездили. И снова я была в каком-то непонятном состоянии — то ли возвышенном, то ли подавленном. Удивительный город. И «было мне там видение» — это ж горний град Ерусалим, там без видений никак, тут люди вообще с ума сходят, Не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле, решают, что они и есть Мессии, призванные очистить этот мир от скверны и спасти человечество. Так он действует на неокрепшие души.

Так вот. Решила я написать Богу письмо, это там в порядке вещей: пишешь записочку, на каком языке — неважно, и вкладываешь ее в щели Стены плача, считается, что прямо оттуда просьба твоя дойдет до Всевышнего. Написала, пошла на женскую половину молитвенной площади вкладывать ее в этот гигантский почтовый ящик. Суеверие? Ну да. А вдруг? Глубоко в нас сидит это «а вдруг», еще с пещер каменного века, думаю.

Ладно, подхожу к Стене, вкладываю записочку, кладу руку на горячий камень, теперь надо постоять так. И чувствую, как через ладонь как будто легонько так током меня дернуло. Повернулась — рядом с мной стоит девушка в солдатской гимнастерке, на ногах ботинки с обмотками, губы обветренные, лицо обгоревшее, из под фуражки кудри торчат. И вот голову дам на отсечение, Фаня это. Только юная совсем. Опять меня вштырило? У Стены плача на этот раз.

А девушка голову ко мне повернула, улыбнулась знакомой улыбкой, веки на глаза опустила и головой так дернула, будто подмигнула: не дрейфь, Таня! Все у тебя будет хорошо!

И исчезла. А я осталась бороться с искушением вытащить ее записку и посмотреть, что там написано. И если б не люди вокруг — не удержалась бы, сто процентов. И могу поспорить, что написано там было то же, что и в моей. А что я там написала, я никому не скажу. Нельзя.

И иди пойми сейчас, что это было, то ли глюки опять, то ли мироздание со мной шутки шутит.

Вот в таком просветленном виде, обалдевшую, совершенно запутавшуюся Леха меня в полном молчании и отвез домой. Деликатный он парень, не стал ничего предлагать в этот день, понимал, что что-то может разрушиться. И рушить это не стал.

Вот так мы скатались в «город золотой». Стою, мою посуду, скопившуюся за день, и прокручиваю в голове все, что со мной произошло. Естественно, тут же мысли перепрыгнули на Томера, а как иначе? Последнее время Томер привозит Эден на урок и сразу уезжает. Говорит «Шалом» и сухо кивает мне на мое красивое «Цоhораим товим!»[71] А иногда вообще ее Гила привозит. И даже очень часто в последнее время. Какие мужики все-таки обидчивые, это что-то. Надо бы с ним поговорить, но как? А ведь когда он входит в дом, у меня каждый раз что-то внутри обрывается, как у девушки, увидевшей любимого. Давно забытое ощущение, кстати. Главное, мозги-то понимают, что ничего в этом такого нет, у него жена, у меня друг ситный Леха, но все равно. Дурацкая ситуация, конечно.

Эден сильно продвинулась в игре на гитаре, и, как ни удивительно, на клавишах. Поняла, наконец, что такое музыкант и с чем его едят. Стала сама подбирать на этом «органите», иногда довольно удачно. Смотрю на нее иногда и думаю, мол, смена растет. Ну а что? Сколько времени ни пройдет, какая эпоха ни сменится, а подростки по-прежнему будут бить в барабаны и бренчать на гитарах. А как иначе?