Тревожное лето

— Ты вот что, товарищ Теткин, главное — не теряй пролетарской бдительности. Ты их р-раз — и за жабры, — торопливо наставлял Барсук, — за горло бери, на сознательность дави. Знаю я этих монашек, их только пулеметом можно прошибить. Настоятельница у них ведьма! Все бабы ее боятся, а то бы давно разбежались. Ты им сразу о задачах Совецкай власти, мол, глядите, вон весь мировой пролетарьят подымается против буржуев да попов, а религия — опий для народа и дурман. Ты им скажи, мол, скоро р-раз — и мировая революция. Как бы не проспали они ее в Мухачино. Небось потом сами прибегут к нам, а мы их решительно не примем. Так и скажи, мол, решительно! А мировая революция — это тебе не обедню служить. — Барсук рубил ладонью перед собой, глаза его горели. — Тут, брат, голова нужна. А то, что белые скоро возвернутся, так то брехня. Вот у нас где Совецка власть, — ударил себя кулаком в грудь Барсук, — и пусть себе намотают на ус. — Доверительно произнес: — Ты с ними не очень-то церемонься. Решительно, р-раз... Ежели поесть или переночевать надо будет, то иди к Хамчуку или к Левону Голякову. Он там активист и наш мужик. Ячейку бы там создать, да не пойдут, зараза! А представляешь, что было бы? Представляешь?! — Но Ленька не Представлял, а переспросить постеснялся и только кивал. — Вернешься, доложишь. Усек?

Ушел от Барсука Теткин с распухшей головой и смутным представлением о том, что ему делать в Мухачино. Понятным оставался приказ Шершавова. Вот и все. Теткин успокоился.

Кобылу, стесняясь, вывел задами. Кешка залез на хлипкую изгородь бабки Колобихи и долго махал буденовкой вслед Теткину, пока тот не исчез за поскотиной в рощице.

Ленька вышел на тракт, который вел к парому на Старые Черемшаны, отделенные от Новых Черемшан рекой Черемшанкой. Дорога к парому, начавшему ходить после того, как бандиты сожгли мост, была размята и растерта колесами подвод в пыль, и идти по ней было приятно и мягко. От реки слышался перестук топоров и голоса. С той стороны боком, борясь с течением, шел паром с пестрой и разноголосой толпой черемшан и телегами с сеном. Ленька потянул за узду тяжелую на подъем кобылу, и та, почуяв воду, засеменила мохнатыми ногами.

Отправив Теткина в Мухачино, Шершавов вышел на крыльцо, постоял, заложив за спину руки. Кешка продолжал что-то строгать. Шершавов понаблюдал за ним и заворчал:

— Занимаешься, понимаешь, финтифлюшками какими-то, а не видишь, что Колобихина корова опять в потраву лезет.

Кешка огрызнулся:

— А я не нанимался гонять ее.

— Ишь ты, грамотный какой стал. От Теткина небось ума набрался? Гляди у меня, не то дурь вытряхну. Немедленно отгони скотину.

Колобихина корова, сивой масти, с одним кривым рогом и изнавоженными боками, была такой же строптивой, как и ее хозяйка, лезла во все дыры.

— Я кому говорю! — повысил голос Шершавов.

Кешка поднялся, из дырявого кармана шаровар вывалился наган. Кешка не заметил потери, наган остался на завалинке, а он, схватив хворостину и глядя в сторону, медленно подкрадывался к корове, стремясь ввести ее в заблуждение относительно своего намерения. Но животина, кося на него фиолетовым глазом, успела с корнем вырвать кукурузный стебель и потрусила прочь. Кешка было погнался, но передумал.

Шершавов держал в руке наган и глядел на Лепетюху. Кешка шлепнул себя по карманам и быстро-быстро заморгал длинными ресницами.

— Чей это? — ничего хорошего не предвещавшим голосом задал вопрос Шершавов.

— Ленькин, — выдохнул Кешка и потер одной ногой другую.

— Как он у тебя оказался? — продолжал допрос

Шершавов.

— Махнулись, как, как...

— Па-анят-на... — зловеще произнес Шершавов и выбил на ладонь четыре патрона. Заглянул на свет в ствол. Там торчал еще один. Выбил и тот.

Кешку надо было наказать за самоуправство. Да и Теткина заодно. Это наверняка его штучки. В браунинге Кешки, Шершавов помнил, имелось всего два патрона, и с этими патронами. Теткин пошел в Мухачино. Шершавов долго размышлял, какое наказание применить к нарушителю дисциплины, и ничего не мог придумать. Покашлял. Лепетюха стоял и что-то разглядывал, задрав вверх голову.

— Вот что, товарищ Лепетюха, — начал Шершавов торжественно, — наган этот, то есть боевое оружие, данной мне властью изымаю у тебя. Понял? Вернется Теткин, разберемся, и тогда оба вы получите по заслугам. А сейчас охраняй помещение.

— Чем же я буду охранять? — спросил Кешка, глядя на своего начальника невинными глазами.

— А чем хошь, тем и охраняй, — уклонился Шершавов от прямого ответа. — Возьми вон дрючок и охраняй. А оружие не получишь.

— Ладно, — согласился Кешка. Поднял дрючок и снова сел на завалинку.

— И прекрати свое строгание. Ты на посту, а не где-нибудь. Насорил тут, понимаешь.

Кешка молчал.

— Выпру я тебя, наверно, — раздумчиво произнес Шершавов и вздохнул. — И чего мне с вами делать, ума не приложу.