Тревожный август

«Он поэтому и носит форму, — про себя улыбнулся Иван Александрович, — из-за ордена». И пока Игорь произносил уставные слова приветствия, Данилов подумал о том, как все же война взрослит людей. Прошло всего ничего, а Муравьев стал уже вполне зрелым человеком и толковым оперативником.

Игорь подошел к столу, сел в кресло. Даже по тому, как он держался в кабинете начальника, вызов к которому не всегда приятно кончается для любого работника МУРа, чувствовалось, что Муравьев знает цену своим словам и уж если решил что, то мнение свое будет отстаивать до конца.

— Сегодня утром я посетил директора производственного комбината Ювелирторга.

— Посетил, — Данилов засмеялся. — Ну Муравьев! Посетил — считайте, что вытащил человека утром из постели. Сработано оперативно, но не совсем вежливо.

Игорь развел руками.

— Ничего, — сказал начальник, — продолжай, Муравьев.

— Ивановский, — Игорь достал блокнот, — характеризуется с самой лучшей стороны. Старый большевик-подпольщик. В его мастерской резали шрифт для искровских типографий. Участник октябрьских боев семнадцатого года в Москве, воевал в гражданскую, но был отозван для работы по специальности в Гохран. В двадцатые годы выезжал в качестве эксперта за границу, при продаже наших драгоценностей. Активно участвовал в разоблачении группы Шелехес — Пожамчи.

— Так ты, Иван, его должен был знать, — перебил Игоря начальник МУРа, — ты же этим делом занимался.

— Нет, — Данилов покачал головой, — я тогда ездил арестовывать двух барыг, чисто техническая работа. Молодой был, еще, наверное, младше Игоря.

— Так, — начальник достал спички, закурил, — а я кое-что помню. Ну, давай дальше.

— Ивановский, — так же ровно и бесстрастно продолжил Муравьев, — награжден орденом «Знак Почета», имеет благодарности и грамоты ВЦИК и Совнаркома. В октябре 1941 года к нему в мастерскую поступило много ценностей, камней и золота от эвакуированных предприятий Ювелирторга Белоруссии и Украины.

— Так, так, — начальник застучал пальцами по столу. — Зачем они поступили?

— Для сортировки, оценки и реставрации.

— На какую сумму?

— Приблизительно на три миллиона рублей.

— Что дальше?

— В ноябре, когда обстановка под Москвой обострилась до предела, Ивановский и его помощник Попов сложили ценности в специальный ящик, опечатали его и вывезли из города. В дороге Попов умер от воспаления легких…

— Подожди, Игорь, — сказал Данилов. — А почему Ивановский не сдал ценности в банк?

— Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.

— Распоряжение, прямо скажем, не совсем понятное, но сделаем поправку на обстоятельства того времени, — сказал с иронией начальник. — Вот теперь кое-что проясняется.

— Как вывозились ценности из Москвы? — спросил Данилов.

— Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.

— Все довезли?

— Сдано точно по акту, копия у меня.

— Мне кажется, товарищи, — начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, — кто-то знал, что ценности Ивановский увез домой. Знал, что увез, но не знал, что сдал государству. Вернее, не поверил. Психологически не мог обосновать. Думал, мол, ювелир, известный мастер, а здесь такие деньги сами в руки плывут. Я полагаю, что навел на Ивановского тот, кто знал, что у него хранятся ценности. Муравьев, поезжайте в кадры Ювелирторга, возьмите личные дела всех, кто сталкивался с Ивановским по работе…

За разговором никто не заметил, как наступило утро. Стало светлеть. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали. Но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д. М.».

Звонок телефона известил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.

— Так, — говорил он кому-то, — понятно… Во сколько?.. Понятно. Так… Спасибо.

Он положил трубку, повернулся к Данилову:

— Это для тебя, Иван, из Московского управления НКВД. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали. Пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное — связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.

В коридоре Данилов встретил Полесова.

— Ты куда, Степа?

— За шофером, Иван Александрович. В шестнадцатое отделение поступило заявление от некоего Червякова, что вечером у него угнали машину ГАЗ с номером МО26—06.

— Угнали вечером, а когда он заявил?

— Утром.

— Привези его ко мне.

В том, что машину у Червякова никто не угонял, Данилов ни на минуту не сомневался: если угнали вечером, то почему об этом потерпевший не заявил сразу. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом — неизвестно.