Трезориум

— Все люди. Когда останавливают, говорю: так, мол, и так, несу мужу диетическое питание. Он у меня язвенник. Рудольф Шланге, вторая рота 74-го батальона фольксштурма. Почти всегда пропускают, иногда даже проводят. Пару раз попала на сволочей, развернули обратно. Так я обойду стороночкой — и другим путем. Не оставлять ведь мужа голодным. У него начнет вырабатываться желудочный сок, а это яд. У меня два термоса. Один ему оставляю, чтоб без меня каждые четыре часа кушал, другой забираю домой.

В следующий раз Таня собиралась расспросить про маршрут подробнее. Сразу не стала, чтобы не вызвать подозрений. Но вчера половину санитарок, в том числе Лотту, отправили на принудительные работы — строить новую взлетную полосу в черте города, потому что аэродром Гандау теперь у русских.

Ничего, решила Таня. Соображу сама.

Налила в термос горохового супа — сойдет за «протертую кашку». Взяла плед, пачку галет. Уходя навсегда из квартиры, где прожила два с половиной года, не оглянулась. Не имела такой привычки.

Судя по рассказам Лотты, батальон ее мужа держал оборону где-то на Франкфуртерштрассе, за железной дорогой. По прямой это было всего полчаса пешком, но уже с Кёнингс-плац начиналась «прифронтовая зона». Пришлось идти закоулками, и до насыпи Таня добиралась больше часа. Через пути незаметно прошмыгнуть было нельзя. Там дозорные стояли в пределах видимости один от другого, а ночь как назло выдалась светлая. Но в этом тоже был свой плюс. Держась домов, Таня шла вдоль цепочки часовых, пока не увидела человека в шляпе. Значит, гражданский, фольксштурмовец. К нему и направилась.

— Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, как пройти в 74-й батальон? Мне вторая рота нужна.

Пожилой дядечка с допотопной винтовкой через плечо уставился на ночное видение.

— Дочка, тебя как сюда занесло? Иди отсюда, иди. Здесь фронт. — Улыбнулся. — Ты к парню, что ли?

— Нет у меня парня, — кротко молвила Таня. — Разве не видите — я диакониса. Мне к папе нужно. Рудольф Шланге из второй роты. У него язва, вот покушать несу. Обычно мама ходит, но ее забрали на строительство взлетной полосы. Слышали, наверно?

— Эх, — вздохнул дядя. — За мной бы так домашние ухаживали.

И проблема решилась.

— Значит, так. Идешь по Гренцштрассе до парка, а там спросишь у кого-нибудь. Только гляди, на «цепных псов» не попади. Это фельджандармы, у них такая металлическая горжетка на цепочке. Но жандармы еще ладно. Главное — вон к тем домам не заверни. За Баренштрассе уже русские. Я бы тебя ей-богу проводил, но нельзя — на посту я.

Она поблагодарила ангельским голосом — искренне.

Стало быть, вон к тем домам, за которыми Баренштрассе, ей и нужно.

Подобраться вплотную к передовой, а дальше как учил морской лейтенант: забиться в щель, прикинуться камнем. Каждый день защитники крепости оставляют одну-две линии домов. Прогрохочет бой над головой — можно вылезать. Наверное, придется сидеть в каком-нибудь закутке день, два, а может, и три. Поэтому при себе плед, галеты и гороховый суп. После голодовки в Гетто вполне роскошно.

Осторожненько — где перебежкой, где пригнувшись — Таня вышла к наполовину разрушенной улочке. Эту часть города она неплохо знала. Тут неподалеку находилось кладбище, где хоронили пациентов дома престарелых. Однако улочку Таня определила только по табличке «Кришкештрассе». Отлично. По ней пройти, и будет пересечение с Баренштрассе. Но дальше, наверное, идти нельзя — упрешься в передовую.

И только она это подумала — из подворотни одна за другой стали вылезать темные фигуры, гуськом пошли куда-то вперед.

Таня вжалась в стену. Звякнул металл. Раздался громкий сердитый шепот:

— У кого оружие не обмотано? Ночью далеко слышно! Иван на звук мину кинет!

Солдаты свернули в следующий двор налево. А Тане, значит, путь был направо.

Там чернели развалины дома, за ними торчал прямоугольник уцелевшего здания. Кажется, это уже перекресток. Метров сто до него.

Искать нору нужно было здесь, в развалинах.

Таня медленно шла среди груд кирпича. Перед тем как переставить ногу, ощупывала землю, чтобы не споткнуться и не провалиться в какую-нибудь дыру. Сейчас яркая луна оказалась кстати. Без нее Таня не разглядела бы полузасыпанную сором лесенку. Она вела куда-то вниз. В подвал?

Так и есть. Дверь открылась с трудом, не сразу и не до конца — пережало косяк. Но Таня кое-как протиснулась.

Внутри было черным-черно. Пахло пылью и плесенью.

Посветила вокруг фонариком.

У стены какие-то здоровенные чугунные коробы. Угольные печи для отопления. Пол сухой. Вдоль улицы оконца, на уровне земли. Не подвал — полуподвал. То, что нужно! И укромно, и осмотр есть. Повезло Тане с убежищем, исключительно повезло.

Она принялась обустраиваться, потому что неизвестно, сколько здесь просидишь. Походила с фонариком по длинному помещению. Нашла кладовки, где жильцы хранили всякий хлам. Замки сбила кирпичом. Снаружи время от времени бухали выстрелы, по сравнению с ними производимый Таней шум был ерундой.