Три аксиомы

Тому же процессу запустения центральных районов способствовали голод, мор, «Смутное время» и польская интервенция начала XVII века. К 1620 году в центральных нечерноземных районах заросло лесом 60 процентов культурных сельскохозяйственных земель.

В дальнейшем «трудный хлеб» с тощих лесных земель уже не может конкурировать с «легким хлебом», добытым на черноземах. Поэтому в нечерноземной полосе обратное отвоевывание земель, заросших лесом, идет туго и замедленно. Зато быстрое развитие получает ремесло. Оно и помогает Центру выдерживать экономическое соревнование с новыми хлебородными районами. Некоторым ремесленным селам нечерноземной полосы суждено было впоследствии стать крупными промышленными центрами (Иваново-Вознесенск, Орехово-Зуево).

Таким образом, процесс «уничтожения лесов» на Руси не шел безостановочно и, конечно, не был катастрофическим.

Советские историки детально изучили хозяйство Московского государства, но первым пролил свет на это дело Н. А. Рожков. Его работа опубликована в «Ученых записках Московского университета» в 1899 году.

В том же 1899 году Московский Художественный театр поставил пьесу Чехова «Дядя Ваня», и великий Станиславский в роли доктора Астрова говорил со сцены о бессмысленном и безостановочном уничтожении лесов.

Видите, какое противоречие?

Много ли людей смогло прочесть университетские ученые записки? Какие-нибудь малые единицы. А «Дядю Ваню» ставили сотни театров. Да и вообще трудно найти грамотного человека, который бы не читал пьес Чехова. Все мы были взволнованы словами доктора Астрова, глубоко переживали, сочувствовали.

Дачные взгляды на природу

Напрасно вы станете искать слово «дачник» в Толковом словаре живого великорусского языка В. Даля, вышедшем в 60-х годах XIX столетия, его там нет. Не встречается это слово и в художественной литературе первой половины прошлого века. В то время оно еще не «ожило». А в рассказах Чехова оно пестрит. И сам Чехов в пьесе «Вишневый сад» дает этому явлению точное толкование: «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности».

В деревне появились люди, хозяйственно с деревней не связанные, питавшиеся привезенными из города сардинками и колбасами, о чем свидетельствуют письма того же Чехова.

Для мужика природа — кормилица, господа тоже понимали свою зависимость от земли, а для дачника природа — пейзаж. Дачник хотел тишины, покоя и нетронутой природы, а природа оказывалась шибко тронутой хозяйственной деятельностью человека: тут и голая земля, вспаханная плугом, и коровьи стада, и навоз. Дачник взял да и осудил земледелие и вообще всякую хозяйственную деятельность человека, портящую пейзаж, разрушающую красоту.

Смешно было бы считать дачника общественной силой, способной повлиять на ход исторических процессов. А вот во взглядах на природу дачник произвел коренную ломку и многого в этом деле достиг. Городская интеллигенция — народ письменный. Газетные корреспонденты и редакторы тоже ведь живали на дачах, тоже искали покоя в зеленом лесу на берегу светлой речки. Если просмотреть газеты 80-х и 90-х годов прошлого века, то сколько же там найдете горестных сетований о порче природы. А когда твердят о чем либо изо дня в день, высказываемая мысль становится уже общественным мнением.

И нет ничего такого особо удивительного в том, что под власть общественного мнения подпал большой писатель Чехов.

Разрушитель или созидатель?

Исследования Рожкова коснулись только небольшого района, прилегающего к Москве, и только в XVI веке. Они осветили крошечный уголок и на коротком отрезке времени. А как было в остальных районах и в другое время? Там нет никаких сведений, полная темнота, потому что в XVII веке перестали измерять земли и леса, ввели сначала налог с каждого двора, а потом подушную подать и при переписях считали только людей.

Рассеять темноту удалось в наши дни крупнейшему знатоку лесной статистики М. А. Цветкову. Ученый собрал колоссальный материал и проделал гигантскую, прямо-таки умопомрачительную по размерам работу. Ее результатом явилась книга «Изменение лесистости Европейской России с конца XVII столетия по 1914 год». Она напечатана в 1957 году.

М. А. Цветков исходил из бесспорной истины о существовании зависимости между количеством населения и площадью сельскохозяйственных земель. Зная, как менялось в разные годы население, можно подсчитать площадь сельскохозяйственных угодий, а вычитая их из общей поверхности того или иного района, можно определить и площадь лесов. Конечно, все расчеты приблизительны, но они более или менее совпадают с истиной, а если и отклоняются от нее, то недалеко.