Три билета в кино

Я смущенно замолчала, не зная, как продолжить. Мы не были чужими людьми, но от этого неловкость стала лишь острее. Интересно, смогла бы я обсудить такой вопрос с мамой или сгорела бы со стыда, даже не начав? Тамара Александровна терпеливо ждала, пока я продолжу, только потянулась к кухонному шкафчику и, достав еще одну овощечистку, протянула ее мне. Я начала помогать с картошкой с чуть большим рвением, чем обычно. Наконец, после нескольких минут добродушного молчания во время слаженной работы, я решилась, словно с мостика в воду прыгнула, хотя… вышло больше похоже на топтание на мелководье.

– Мне хотелось бы узнать, как лучше всего предохраняться от нежелательной беременности в моем возрасте. – После моей длинной сбивчивой фразы Тамара Александровна замерла на долгое мгновение, но сориентировалась и продолжила ловко работать овощечисткой как ни в чем не бывало.

– Я уж начала беспокоиться, – негромко ответила она. – Думала, что вы либо не продумали этот момент, либо тебя этот вопрос совершенно не волнует в силу прошлых… обстоятельств. И даже не знаю, что меня пугало больше.

– Кхм… я… мы работаем над последствиями… прошлых… обстоятельств, – я еле выдавила из себя эту фразу. Как жарко, стыдно и неловко! В голову полезли воспоминания вчерашнего вечера с Сашкой. Обычно с Тамарой Александровной мы пикантные темы не обсуждали – за исключением пошлых анекдотов, но это она рассказывала их, а я только смущенно смеялась, – и меня это вполне устраивало.

– Самый очевидный способ – презервативы – я не предлагаю, – уточнила Тамара Александровна. – Раз ты спрашиваешь, то он тебе не подошел, как я понимаю.

– Мне просто хотелось бы самой контролировать этот процесс.

Не то чтобы я не доверяла ребятам, но так будет определенно… спокойнее.

– Подберем тебе таблеточки тогда, – пожала плечами женщина. – Но придется приехать на осмотр, сдать несколько анализов. И привыкание там несколько циклов идет, пока гормоны не устаканятся.

Я кивнула и перевела дух. Первый неловкий момент позади. Как бы поделикатнее перейти ко второй части разговора?

– Да… и вот… Жене нужно сдать анализы разные, – проблеяла я, отложив овощечистку. – Такие, как вы у меня брали.

– М-м-м… Жене, значит, – тут уж и Тамара Александровна перестала притворяться, что кроме картошки ее ничего не занимает, и посмотрела на меня. – А Саше не нужны?

– Они ему без надобности, – ответила я и отвела глаза. – У него опыта еще меньше, чем у меня.

– А если бы у него его было… примерно чуть больше? – спросила она после короткого молчания. – Они бы ему понадобились?

– Да, – последний ответ я выдавила еле слышным шепотом.

Отношения втроем – не самая постыдная вещь, о которой мы говорили когда-либо: беременность и мерзкие заболевания после ужаса двухгодичной давности всё же страшнее, – но тем не менее мне было жутко. Внутри разливалась тревожная дрожь.

– Умный мальчик, – хмыкнула Тамара Александровна и снова принялась за картошку с прежней сноровкой. – Чего не могу сказать о Женьке.

Я вскинула голову и недоверчиво посмотрела на женщину. Она хохотнула и указала взглядом на позабытую мною картошку.

– Если ты думала, что это секрет, то спешу тебя разочаровать, – услышала я, как только вернула свое внимание к овощам.

– Кхм… – Я снова застыла, но постаралась взять себя в руки и продолжила чистить, не глядя на нее и спросив только одно: – То есть все знают?

– Милая, люди слишком зациклены на себе, чтобы видеть то, что происходит у них под носом, – Тамара Александровна взяла меня за подбородок и нежно приподняла мою опущенную голову, заставив посмотреть на себя. В ее взгляде плескались доброта и немного смеха. – Если вас троих всё устраивает и всё происходит без давления, то тебе не нужно прятать глаза, будто делаешь что-то предосудительное.

И она вернулась к готовке. Я задумалась. Неужели все, кто видит нас вместе, сразу всё понимают? Но я не замечала раньше, чтобы люди осуждающе на нас смотрели или вообще задерживали взгляды на нас троих дольше, чем позволяли приличия. Знают ли обо всем Олег и Марина? Что они думают о нас? Я не была наивной. Общество осуждает такие союзы. Но, если честно, меня это заботило куда меньше, чем я от себя ожидала. Делало ли это меня испорченной? Положа руку на сердце, я была готова быть испорченной, если рядом со мной будут двое таких же испорченных мальчишек.

Осторожно я бросила взгляд на Тамару Александровну, которая сновала по кухне с невозмутимым видом, отдав картошку в мое полное распоряжение. Стала ли она относиться ко мне по-другому, догадавшись о нас? Я так не думала. Она была по-прежнему добра и мила со мной и парнями. Может, не такие уж мы и испорченные? Возможно, и такие союзы имеют право на жизнь? Особенно такие.

Казалось, лимит неловких разговоров и взглядов, отведенных в смущении, был на сегодня исчерпан, но я ошибалась. О, как же я ошибалась!