Она промолчала.
– Не хочешь говорить о нем?
– Нет.
Лопатин вздохнул: странное дело, в присутствии этой девушки он робеет, не зная с какого края к ней подступиться, сам себе кажется нелепым, огромным, грубым. Между тем до встречи с нею проблем в отношениях с женщинами Виктор не испытывал, но Маша особенная, она словно пришла из другой жизни – бесконечно далекой и непонятной ему, где по вечерам счастливое семейство ведет задушевные разговоры и пьет чай и где всегда выполняют данные обещания.
– Как твои дела в театре? Мне очень понравился тот спектакль! Ты здорово играла! Я бы с удовольствием посмотрел еще что-нибудь!
Она печально улыбнулась:
– Не получится!
– Почему?
– Потому что театра больше нет. Моего театра, понимаешь?
Она рассказала об уходе из театра и нынешних мытарствах.
Внимательно выслушав ее сбивчивый монолог, Лопатин заявил:
– Не переживай! На это деньги найдутся!
– Откуда?
– Я дам! А не хватит – поговорю со своими друзьями. Надо поддержать культуру!
Маша с недоверием уставилась на Лопатина. Он мало походил на мецената и покровителя искусств.
– Витя, ты представляешь, сколько это стоит?
– Не дороже денег!
Она фыркнула:
– И что я тебе за это буду должна?
Лопатин пожал могучими плечами:
– Ничего.
– Ну и ну! Бойся данайцев, дары приносящих!
– Не переживай. Просто позволь мне это сделать!
– Витя, может, ты не понимаешь, так вот – спать я с тобой не буду!
Он расхохотался:
– Спокойно, Маша, я Дубровский! Я и не рассчитывал на благодарность! А деньги все равно бы спустил на девушек или выпивку!
Маша не понимает, что он рад помочь ей, рад оказаться полезным, рад распорядиться своими деньгами со смыслом, на благое дело; возможно, это радость богатого человека, имеющего некоторые комплексы в отношении нажитого богатства (ибо нажил он его не каким-то особенным умом или талантом, а обычным «купи-продай», там купил, тут удачно продал, а что – ведь и дед его, и прадед были из купеческого сословия, чего ж стыдиться?). В глубине души Лопатин испытывал смутную тоску, сравнивая себя с Басмановыми. Скажете, какие господа, какие купцы?! Завял тот вишневый сад лет сто назад, и ничего от прошлого мира не осталось, а купцы сейчас и есть настоящие хозяева жизни, все так, но… Иные понятия в сознании людей устойчивы, как архетипы, как корни деревьев того самого вишневого невырубаемого сада… И что-то лишает Лопатина покоя, не позволяет ему уйти в сытое довольство хозяина сегодняшней жизни. «Они – аристократы, а ты – купчишка!» Вот что не дает ему покоя, но в этом Лопатин боится признаться даже самому себе.
– Странный ты человек! – усмехнулась Маша. – А впрочем… Я не стану отказываться от твоей помощи. У меня и выбора нет.
– За будущий театр! – Лопатин поднял вверх бокал с шампанским. – Кстати, когда я смогу встретиться с этим Палычем?
Климов спешил в Березовку, где Татьяна решила отпраздновать свой день рождения. Собственно, гости были приглашены в дом на завтра, но Полина предложила ему приехать накануне, не дожидаясь остальных. Он с готовностью согласился – возможность провести ночь в пустом доме вдвоем с любимой женщиной наполняла его радостью, которая озарила особенным светом этот унылый осенний день. Всю дорогу Климов гнал машину как сумасшедший, однако на берегу реки остановился и вышел, чтобы покурить.
Уже стемнело. Противоположный берег сиял огнями. Было довольно холодно, и он быстро озяб. Сигарета гасла на ветру. Он подумал о Полине, и его вдруг пронзило ощущение счастья. До озноба, до физической боли…
Дверь в доме оказалась открытой. Климов нашел Полину сидящей в кресле у незажженного камина. Неслышно подкравшись, он обнял ее.
– Ты совсем замерзла, руки холодные! Почему не разожгла камин?
Она молчала.
– Да что с тобой? Что-то случилось?
Климов внимательно вгляделся в ее лицо – бледная, осунувшаяся.
Полина как-то нервно рассмеялась:
– Ничего особенного, кроме того, что иногда случается с женщиной, если она спит с мужчиной! Я беременна.
Климов смотрел на Полину, еще не вполне понимая смысл произнесенных ею слов. Она не отказала себе в удовольствии поддеть его, с вызовом заявив:
– У тебя сейчас ужасно глупое лицо!
Климов кивнул, мол, да, ничего удивительного. Он действительно растерялся. Что он знал о детях до сегодняшнего дня? Так, не особенно много – забавные, бессмысленные существа с другой планеты. Определенно себя в роли отца он никогда не представлял.
– Позволь спросить – это точно?
– Абсолютно! – хмыкнула Полина. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
– Понятно, – сказал он, чтобы хоть что-то сказать. А чтобы хоть что-то сделать, принялся разжигать камин.
– Чем ты занимаешься? – с негодованием спросила она.
– Развожу огонь.
– По-твоему, подходящее время?
– Ну не мерзнуть же нам!
– Ты можешь хоть раз в жизни быть серьезным?!
– Могу. Тем более что я уже закончил. Сейчас будет тепло.