Три дня и вся жизнь

Он почувствовал, что Валентина подошла и оказалась в поле его зрения, суженном, насколько это было возможно. Она встала перед ним, слегка раздвинув ноги, он видел только ее белые кроссовки и намокшие снизу красные штанины. Если бы он поднял голову, его взгляд оказался бы на уровне ее пояса. Антуан продолжал свое занятие, но дрожащие руки не слушались, его настигла почти болезненная эрекция. А Валентина не двигалась. Казалось, она терпеливо ждет, когда же он закончит возиться со шнурками. Тогда Антуан резко вскочил, постарался обогнуть ее, чтобы избежать прикосновения, но места было так мало, что он повалился на кровать. И тут же, с живостью выброшенной из воды рыбы, перевернулся на живот, чтобы девушка не заметила бугорка, приподнявшего его брюки. Снова встал, вот он уже у двери…

Валентина даже не оглянулась. Ее куртка упала на пол. Он видел ее со спины.

Твердо стоя на ногах, она скрестила перед собой руки и обхватила себя за плечи. Антуан заметил ее ногти, покрытые ярко-розовым лаком. Он не мог отвести взгляда от круглых ягодиц, таких крепких на вид, от узких ляжек и бретельки лифчика, едва заметно выступающей посреди спины.

Ему стало нехорошо. Он не мог понять, то ли это он теряет равновесие, то ли Валентина покачнулась и в неподвижном, беззвучном и чувственном танце едва заметно поводит бедрами.

Антуан прислонился к дверному косяку. Ему необходимо на воздух. Выйти. Немедленно.

Он скатился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, бросился к кухонной раковине, открыл кран, подставил под струю ладони и побрызгал на лицо. Потом отряхнулся, схватил полотенце и вытерся.

Отнимая полотенце от лица, он мельком увидел силуэт идущей по коридору к двери Валентины. В кухне повеяло свежим воздухом. Антуан побежал. Валентина уже была на улице и шла неторопливым уверенным шагом. Она спокойно пересекла родительский сад и вошла в дом, не потрудившись закрыть за собой дверь, настолько она была уверена, что Антуан бежит следом.

Он даже не успел понять, как оказался у Дэме.

В нос ему ударил характерный запах этого дома. Антуану он никогда не нравился: какая-то смесь капусты, пота, мастики…

Он сделал шаг и замер.

В гостиной, прямо перед ним, в торце длинного стола, сидел господин Дэме и пристально смотрел на него.

Антуана вдруг пронзила догадка, что на самом деле Валентина пришла за ним с единственной целью – привести его сюда, к отцу.

Девушка делала вид, что просто болтается по комнате, небрежно включила телевизор, рассеянно провела пальцем по краю комода. Потом она в упор взглянула на Антуана. Теперь это был совсем другой человек.

Развязную девчонку словно настигла тень ее младшего брата, витавшая в комнате как угроза. Валентина резко развернулась, поднялась по лестнице и исчезла без единого жеста, без единого взгляда.

– Они наверху, – сказал господин Дэме глухим голосом и повел головой в направлении второго этажа, откуда доносился неясный шепот.

Гостиную освещала только кухонная лампочка и елочная гирлянда, точно такая же, как у Куртенов. Купленная, разумеется, в том же магазине.

Антуана словно парализовало. Перед господином Дэме стоял пустой стакан и бутылка вина. В задумчивости он опустил глаза. Прошли долгие минуты, пока он вспомнил, что не один. Он указал Антуану на стул возле себя. Антуан испугался, что господин Дэме встанет и двинется за ним к дверям, чтобы заставить сесть. Он робко подошел. По мере приближения, видя этого огромного грубого человека совсем рядом, Антуан все больше боялся его.

– Сядь…

Стул, отодвинутый Антуаном, издал противное скрежетание, как мел по школьной доске. Господин Дэме долго, не отрываясь, смотрел на мальчика.

– Ты ведь хорошо знаешь Реми… А?

Антуан закусил губы: да, вроде так, то есть немного…

– И ты полагаешь, что этот ребенок мог сбежать? В шесть лет?

Антуан отрицательно покачал головой.

– Ты можешь себе представить, чтобы он вот так ушел к черту на кулички? И не нашел дороги назад. Ведь он здесь родился!

Антуан понял, что слова господина Дэме – это не вопросы, а мысли, которые он перебирал долгие часы. Он не ответил.

– И с какой стати они не ищут его ночью? У них там, в жандармерии, фонарей, что ли, нет, а?

Антуан слегка развел руками. Он не мог объяснить.

От господина Дэме исходил неприятный запах, вдобавок к нему примешивался выхлоп вина, которым он явно злоупотребил.

– Я пойду… – пробормотал Антуан.

Господин Дэме не двигался, поэтому мальчик осторожно встал, словно не хотел будить его.

Но тут господин Дэме вдруг развернулся, дернул его за штаны и притянул к себе. Его руки обхватили Антуана вокруг пояса, взрослый мужчина прижался головой к его груди и зарыдал.

Антуан едва не упал под его тяжестью, но удержался на ногах. Он видел толстый седой затылок сотрясаемого рыданиями отца Реми, вдыхал его резкий запах. В грозных тисках мощных объятий этого человека ему хотелось умереть.

На комоде в разномастных рамках стояли фотографии семьи. Одна была пуста. Та, где прежде был снимок, отданный жандармам и показанный в телевизионных новостях. Реми, в своей желтой футболке, с этой прядкой волос…