Три доллара и шесть нулей

Как ужасен этот выбор между болью и ее избавлением, когда знаешь, что избавление – смерть... Ус, выдавая информацию, мог еще говорить несколько суток кряду, однако, с другой стороны, он больше не мог смотреть на свое изувеченное тело. Ему было настолько жаль себя и стыдно за свой вид, что, выдавая информацию, он между ее порциями срывался в плач. Он все еще никак не мог поверить в то, что его убьют. Он просто не понимал, как это должно произойти! Неужели он сможет вот так просто взять и сказать: «Это все, что я знаю»?! Ус сходил с ума от невозможности выбора.

Он говорил, срывался на крик, плакал и снова говорил...

Сунув в рот сигарету, Хорошев не обнаружил зажигалки, и тогда он потянулся к столу. Увидев его движение, Усов понял, что еще целых три минуты он будет выбирать между жизнью и смертью, сходя с ума.

Он не видел, что именно Хорошев поднял со стола.

Он уже ничего не понимал.

Он был мертв. За несколько мгновений до того, как упал на пол. Стук его локтей о доски затих одновременно со звоном отраженной гильзы пистолетного патрона.

– Седой, он же еще говорил... – недоуменно заметил Хан.

– Он пошел на третий круг. – Хорошев аккуратно уложил «вальтер» на прежнее место. – Фрол, Трактор, через тридцать минут мы выходим. Парня закопать в лесу.

Часть третья

Глава 1

Николай Иванович заволновался спустя тридцать минут после того, как от Усова поступил последний звонок. Уехав на встречу с Гуруевым, Петя обещал сообщать о происходящих событиях каждые четверть часа. Этого правила он придерживался вплоть до половины пятого утра. Последний раз Ус вышел на связь в четверть пятого. И вот уже без четверти пять, а звонка нет. Забыть Усов не мог – Полетаев знал это как никто другой. Может быть, Ус именно потому и задержался так надолго подле терновского мошенника, что никогда ничего не забывал.

Если верить последнему входящему, Петя и Алик благополучно вычислили дом некоего Хана и уже сорок минут назад должны были так же благополучно в него войти. Мысль о том, что Усу и Гуруеву выкрутили руки и приступили к производству их допроса, в голову Николая Ивановича пришла лишь в пять часов, да и то в виде сомнительной версии. Сомнительной, потому что плохо верилось в то, что Гуруеву и Усову можно выкрутить руки. Первый сначала стреляет, а потом фамилию спрашивает, а у второго плечи такого размаха, что завернуть их за спину просто невозможно.

Как бы то ни было, когда стрелка на часах полетаевских часов показала одну минуту шестого утра, Николай Иванович стал спешно собираться в дорогу. Спешно, потому что вот уже сорок шесть минут, как Ус не выходил на связь.

В десять минут шестого, рассовав по карманам все, без чего нельзя жить в цивилизованном мире – портмоне, телефон, пистолет и бутылку вина из запасов Уса, – Полетаев поднялся на этаж и подошел к двери. За окнами вставал рассвет, розовело небо, и все было как всегда. Как и в любое другое июньское утро. Уже потянув на себя ручку двери, Николай Иванович понял, что ему не нравится в сегодняшнем утре. Молчали птицы. То есть молчали воробьи и прочая бестолковая мелочь, что вечно кружится вокруг садовых участков, как ночные мотыльки вокруг лампы. Ранее они подлетали к даче, обыскивая ее окрестности в поисках съестного, едва занимался рассвет. И орали, орали, орали, приводя в бешенство дремлющего в винном погребке Николая Ивановича. А сейчас не было слышно ни единого писка, словно на землю сошел сатана.

Зато стрекотали сороки. Резко и тревожно.

Суть происходящего поймут лишь толковый войсковой разведчик или страстный охотник, добрую часть жизни проведший в засадах на кабанов и лосей. Сороки спокойны, когда резвятся воробьи. Это значит, что вокруг все спокойно. Едва появляется крупная дичь, мелкие пернатые укрываются на верхних этажах крон деревьев, а сороки начинают галдеть и разрезать тишину своим оглушительным стрекотаньем. Полетаеву это не понравилось. Старый охотник, он осторожно выпустил дверную ручку из ладони, неслышно прошел к запасному выходу и прижался лбом к краю оконного переплета.

Ждать долго ему не пришлось. Через две минуты на березе, растущей в двух десятках метров от дома, внезапно выросла «чага», удивительно напоминающая человеческую голову. Сороки были правы. На улице не все так хорошо и спокойно, как может показаться на первый взгляд...

– Это кто там с такой озабоченной рожей?.. – прошептал Полетаев, стараясь успокоить свой мгновенно вскипевший разум. – Не было печали... Ус, что ли, сука, позиции сдал?

Отойдя от окна, Николай Иванович вынул пистолет и стал ходить по комнатам как заведенный. Если бы люди за окном хотели войти в дом, они давно бы это сделали. На окнах нет решеток, а сопливую дверь может вынести ударом ноги даже второклассник. Однако люди терпеливо ждали.

– И чего мы выжидаем? – пробормотал Полетаев, по-кабацки вышибая из бутылки «Ркацители» пробку.

Отхлебнув несколько глотков, он почмокал губами. Вино ему понравилось.

– Пока идиот Полетаев не выйдет на улицу и не станет приседать и наклоняться, выполняя комплекс вольных упражнений?