Три глаза и шесть рук

Пустынный Пентагон выглядел так же жалко, как и Лесной. Со стороны он напоминал изрядно раздавшуюся песочницу — ни тебе барханов, ни кактусов… Чего там еще бывает в пустынях? Только ровный серый песок до самого горизонта. А на горизонте… В этом мире не было горизонта, был… антигоризонт, что ли… Панорама здесь не обрывалась вдали, а как бы ломалась, пейзаж искривлялся и шел вверх, к небесам. Пустынный Пентагон примыкал к Лесному, как довольно крутой пандус, но стоило мне сделать один лишь шаг — и весь мир словно пошатнулся, переворачиваясь с ног на голову. Теперь уже Лесной Пентагон стал пандусом, а Пустынный — ровной поверхностью под ногами. Над головой теперь простиралась не яркая синева Озерного пандуса, а нечто серое, похожее цветом на мою шкуру.

— Это Мертвый Пентагон, — прокомментировал Ра-бан. — Туда ходить не рекомендуется, там от земли ядовитые испарения и вообще… Пошли лучше к Йехудину.

Я обернулся и заметил металлический дом в форме приплюснутой полусферы. В стенах на равном расстоянии друг от друга просматривались небольшие квадратные окна, похожие на пулеметные амбразуры, а прямо передо мной виднелась дверь. Высокая дверь, почти трехметровая, так что этот Йехудин, видимо, немаленького роста.

— Стучи, — посоветовал Рабан. — Звонка у него нет…

Возле ручки висел массивный дверной молоток, смахивавший на утолщенную лопату. Я взялся за него и с силой ударил. Железо соприкоснулось с железом, и по всему дому разнесся гул как от колокола.

Какое-то время ничего не было слышно. А потом я расслышал странный звук, похожий на цоканье моих когтей, только в несколько раз звонче, и сопровождавшийся недовольным кряхтеньем. Йехудин остановился на самом пороге, но дверь открывать и не подумал. Он некоторое время стоял там, вероятно надеясь, что гости уйдут сами, а потом недружелюбно рявкнул из-за закрытой двери:

— Я никого не жду, убирайтесь!

Я опешил, не зная, что на это можно ответить.

— Это ты, Локс? — подозрительно осведомился Йехудин. — Сколько раз можно повторять, что я не собираюсь его продавать?! Проваливай, пока автоматы не запустил!

— Стучи три коротких, два длинных, два коротких, — посоветовал Рабан.

Я отстучал вышеупомянутый пароль, и дверь в то же мгновение распахнулась. Оттуда заорали:

— Волдрес, ублюдок, ты опоздал на два года!…

А потом Йехудин заткнулся, удивленно разглядывая меня. Я в свою очередь — его. Посмотреть было на что.

От пояса и выше это был человек как человек — седой, но еще крепкий, жилистый. На вид ему можно было дать лет семьдесят. Правую бровь Йехудина пересекал длинный шрам, и правый глаз у него был подозрительно мутным, но в остальном полный порядок. А вот ниже пояса… Ниже пояса у него красовался некий прибор, из которого росли четыре металлические ноги, похожие на лапки какого-то насекомого. Теперь я понял, почему он так странно цокал — кончики этих лап были острыми, как иглы. Будь у него не четыре ноги, а только две, он просто не смог бы стоять.

— Ты не Волдрес, — сделал довольно логичный вывод Йехудин. — Твое имя?…

— Яков из яцхенов.

Я протянул новому знакомому правую верхнюю руку, но ему, по-видимому, этот жест был незнаком. Он довольно подозрительно уставился на мою кисть, а потом сухо сказал:

— Мне это ничего не говорит. Кто ты вообще такой?

— Довольно долгая история… Можно войти?

— Нет, — грубо отрезал Йехудин. — Я не приглашаю в свой дом кого попало. Тебя что, прислал Волдрес?

— Волдрес умер два года назад.

— А-а-а… — без особой печали протянул Йехудин. — Ну все там будем. Значит, свой заказ я уже не получу?… Жаль, жаль…

— Что ж, если этот заказ тебе по-прежнему нужен, полагаю, мы могли бы договориться… — как можно равнодушнее произнес я.

Йехудин некоторое время молча размышлял, а потом коротко кивнул:

— Проходи.

Я вошел. Изнутри дом Йехудина был примерно таким же, как и снаружи, и соответствовал своему хозяину. Кругом какая-то техника, разнообразные приборы… по крайней мере половина явно сломанные. Но здесь хотя бы не было матричных репликаторов — их я уже успел возненавидеть. Хотя нет, один все-таки обнаружился, и в нем плавало что-то похожее на чересчур разжиревшую крысу с мятно-розовой кожей.

— Гомункулус? — неодобрительно прохрипел я.

— Какой еще гомункулус? — не понял Йехудин. Он проследил за моим взглядом и раздосадованно чертыхнулся. — Что за дела такие?! Совсем забыл, совсем забыл… Ведь переварился же! — взвизгнул он, вытряхивая эту крысу на ближайший стол.

Теперь я понял, что это вовсе не матричный репликатор, а просто необычной формы кастрюля со стеклянными стенками, и стоит она на плите. Тоже очень необычной, но, несомненно, плите.

— Переварился, переварился… — расстроенно охал Йехудин, тыкая в свой обед чем-то напоминающим вилку с широко разведенными зубцами. — Точно! Теперь и в рот не возьмешь…

— А можно мне? — попросил я. Ужинал я недавно, но есть уже снова хотелось, а я за свою очень короткую, но очень насыщенную жизнь привык жрать любую дрянь.

— Да пожалуйста, если желудка не жаль… — отмахнулся Йехудин.